— Смерть ему! На пику! — послышался недовольный ропот. — Живота лишить! А ляха вздёрнуть!
— Кто таков?! — Дмитрий Михайлович смерил тяжелым взглядом ерепенистого казака.
— Люди кличут Варравою, — процедил тот. — А во святом крещении — Егорий.
— И отчего ж, Варрава-душегуб, ты цареву волю удумал нарушить?
— Рассуди по разумению своему, князь-надежа! В твои руки предаюсь. Ведь как дело было, — опуская высверкивающую золотой узорчатью саблю, начал бунтарь, — шляхтича этого к дереву поволокли, уже петлю через сук перекинули, а тут вдруг гром среди ясного неба, да этот дуб молнией и расшибло! То, как есть, — знак небесный!
— Знак… Тебе-то что за дело? — нахмурился князь. — Иль указ уже не указ?
— Воля божья превыше воли земных владык.
— Экий толкователь выискался!
— Порешить! — ловя в княжьей усмешке сигнал для себя, загудела толпа, лишенная обещанного зрелища. — Покуда ляха вязали, он, паскуда, наших шестерых саблею достал! Что ж его теперь — миловать?!
— Правду говорят? — Пожарский обратил взор к избитому в кровь шляхтичу.
— Правду, — спокойно и даже чуть надменно подтвердил тот.
— По-нашему разумеешь. Стало быть, и прежде в этих краях бывал?
— Бывал.
— Да ты гордец! Как звать-величать?
— Францишек Згурский. Поручник хоругви панцирной Гонсевского.
— Вон оно как. Не орёл-птица, ну да и не зяблик. Что ж тут-то делаешь, поручник? Гетман твой без малого год, как отсель сбежал.
— Прибыл к царю Михаилу с посланием от короля моего, Владислава.
— Так, выходит, ты посол! — хмыкнул в бороду Пожарский. — Что-то почет тебе, друг ситный, не посольский.
— В том не моя вина.
— А ну расступись, расступись! — послышался рядом грубый окрик стременных. — Прочь! Дорогу государю!
— Царь! Царь! — зашептали в толпе.
— Гляди-ка, — пробормотал князь Дмитрий, — а соколок-то наш и впрямь птица немалая, коли сам помазанник божий со боярами прибыл глянуть, как сей молодец меж небом и землей ногами дрыгать станет. Не без подвоха тут дело…
— Заткнуть пасть негодяю! Не внимать речам крамольным! — разнеслось над дубравой. — А ну, разойдись! Разойдись без промедления!
— Кто посмел? Кто слову моему ослушник?! — с запальчивостью юнца выкрикнул государь всея Руси.
Толпа схлынула, не желая подставлять спины под нагайки царской свиты. Лишь казак с пленником да князь Пожарский с воеводою Елчаниновым остались на месте.
— Во здравии ли царь-батюшка? — склонил голову полководец.
Шестнадцатилетний самодержец, без году неделя на престоле, гневно вспыхнул, учуяв скрытую издёвку.
