— …Одной лишь волею небес можно объяснить, что этот старец еще жив, — открывая двери монастырской лекарни, пояснил аббат Сан-Микеле, — сей древний годами воитель среди иных паломников возвращался из Иерусалима, когда недуг сразил его. Впрочем, что же странного, в его-то лета! Так, должно быть, выглядел сам Мафусаил в последние годы жизни. В прежние времена сей мирянин был, знать, очень силен. — Он покачал головой и повторил — Очень! И поныне видать. — Аббат пропустил Бернара и его спутников. — Да вы и сами сможете убедиться.
Монашеские кельи никогда и нигде не были просторны, но эта из-за размеров тела, возлежащего на скрипучем монастырском топчане, казалась и вовсе крошечной. Человек, занимающий ее, был очень велик и очень стар. Он порывисто дышал, хватая воздух ртом. Глядя на него, казалось, что он дышит, из какого-то врожденного упрямства не желая поддаваться смерти. Бернар приблизился к умирающему и положил ему руку на лоб.
— У него жар.
— Не спадает уже несколько дней, — тихо пояснил аббат, — все это время он не приходит в себя, и я уж подумал, не зря ли вы проделали столь долгий путь.
— Господу было угодно, чтоб мы его проделали, следовательно, мы прошли его не зря.
Точно услышав эти слова, больной открыл глаза.
— Благословите, отче! — прошептал он, увидев перед собой Бернара.
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! — творя крестное знамение, произнес настоятель Клервоской обители. — Сын мой, ты желаешь исповедаться?
— Недуг одолел меня у стен Иерусалима, — прохрипел умирающий, — по дороге в Яффо. Я не успел нагрешить.
— Чего же тебе надобно от меня?
— Поведать тайну. Мне нельзя унести ее в могилу. Меня звать Арнульф. Из народа данов. Когда-то я был оруженосцем у короля Харальда Хардрады. В последнем бою у Стэнфорд-Бридж… — Старик замолчал и откинулся на топчан, прерывисто дыша, словно после долгого бега.
Бернар Клервоский и аббат переглянулись. Событие, о котором говорил старец, произошло более шестидесяти лет тому назад.
— У короля была голова, — снова приходя в чувство, пробормотал несгибаемый старец.
— Ну конечно, — кивнул святой отец.
— Нет! У него была отсеченная голова, — с досадой выдохнул его собеседник.
— Говорят, он был убит стрелой, — неуверенно произнес аббат Сан-Микеле.
— Это правда, я был рядом. У короля была отсеченная голова, которую Хардрада всегда держал при себе. И она говорила.
— В уме ли ты, сын мой?
— Это правда, святой отец! — с неожиданным для умирающего жаром проговорил Арнульф. — Мне скоро подыхать, но я в здравой памяти! Король возил голову на серебряном блюде и вопрошал ее, когда хотел узнать что-то важное. И голова давала ему ответ! Верный ответ! Всегда верный! Этот старый дракон всякий раз знал, что намерен предпринять враг.
