Музеев и картинных галерей Георгий Константинович боялся, как огня, хотя сотрудничал с ними долгие годы, часто выступая экспертом в определении истинной ценности того или иного артефакта. Но вид одетых в синюю форму смотрительниц музеев, шикающих на не в меру болтливых посетителей, навевал на Одобеску такую тоску, что хотелось «плюнуть да бежать!». И он бежал, как правило, в сторону знаменитого в городе ресторана «Колизей», где собиралась богема и где у Георгия Константиновича была репутация постоянного посетителя особой значимости, к услугам которого предлагался отдельный кабинет, декорированный тяжелыми портьерами из малинового бархата. Там барон Одобеску обхаживал привередливых клиентов, общался с коллегами по цеху и изредка, совсем изредка, обедал с какой-нибудь юной красавицей, у которой после встречи с вальяжным бароном появлялась исключительная возможность начать жизнь заново.
Но свою жизнь начать заново коллекционер Одобеску уже не мог, а потому довольствовался тем, что есть. И, кстати, было не так уж мало, в чем Георгий Константинович с удовольствием признавался самому себе на сон грядущий, полеживая в холостяцкой кровати. Была в Спиридоньевском переулке огромная квартира, гораздо больше напоминающая музей, нежели человеческое жилище. Была непоколебимая репутация среди коллег и клиентов. Были серьезные капиталовложения и сбережения на черный день, не к ночи он будь помянут. Наконец, была Аурика – отрада всей его жизни и приятное невесомое воспоминание о той, чье имя практически стерлось из его цепкой памяти…
Единственное, чего не было у Георгия Константиновича, так это ощущения полной безопасности, для достижения которой он разработал целую систему мер, призванных сформировать лояльное отношение городских властей к его скромной, как он частенько говаривал, персоне. В их число входили добровольные пожертвования крупным музеям столицы, а также «ни к чему не обязывающие» презенты влиятельным лицам, кои неоднократно уверяли дарителя в дружественном расположении к нему. Однако, как только Георгий Константинович покидал очередного покровителя, тот, забыв об уверениях в абсолютной симпатии, тут же приглашал профессионального оценщика, чтобы уточнить истинную ценность презента.
Всех оценщиков барон Одобеску знал лично, многие из них были его коллегами по московскому цеху коллекционеров, а потому никогда не ставил их в неудобное положение. Все его презенты имели исключительную художественную значимость и могли принести своему владельцу достойное материальное вознаграждение в случае продажи.
