– Ну, Эдюля? Ну? – сучил ногами Толя Маков. – Дальше-то что будет?
– Финита ля комедия, – заявил Эдик, вытирая руки Толиным шарфиком «либерте – эгалите – фратерните».
– Понял тебя! – загоготал дуалтинским придурком Толик. – Полувагоны-то, небось, бесхозные? Во, купились кацо! Карузо!
– Полувагоны правильные, – процедил Эдик.
– Тогда что же?! Эдюля?! – глаза зеркальной копии в ужасе расширились. В малой его головке возникло видение дьявольской катастрофы, взрыва, сопки, залитые красным, как кровь, «саперави».
– Да, ничего особенного, – промямлил Эдик. – Помогли землякам черноморцам и баста… южное братство, Толяй… и вообще…
Толя Маков даже присел с открытым ртом.
– Ну, ты дал, Эдюля! Ну, ты выдал! Вот это ценная выдаётся блямба! Южное братство – во, Карузо!
Близко захрустели льдинки, грузины набросились с рукопожатиями.
– Диспетчер, дорогой, мы тебе там оставили немного вина. Сами бы выпили с тобой, да некогда. Железнодорожного диспетчера надо искать.
Эдик подошёл с зеркальной копией к высокому борту «Ирбитсклеса».
– Эй, вахтенный, нам тут грузины малость винца оставили. Где?
– Сейчас смайнаем! – толстомордик помахал руками, и над причалом повисла солидная ёмкость, а проще говоря, сорокаведерная бочка.
– Ты, фрей, жизнь любишь? – крикнул Эдик.
– …юбишь? – срезонировал Толик.
– Смотри, вахтенный, сам себя обманешь! – крикнул Эдик.
– …анешь! – подфонил Толик.
– Я вас умоляю! – захохотал вахтенный. – Могу назад вирануть, котики!
Бочка опустилась к ногам потрясённых юношей. Вот это получилось Карузо!
Октет «Ивушка зелёная» под шквальным снежным ветром перебегал улицу. Такова особенность места действия: три времени года бесконечно соревнуются здесь друг с другом в течение суток. Не бывает здесь только одного времени – лета.
Октет путался в юбках, ломая каблуки – по пятам за девами гнался вокально-инструментальный ансамбль «Бригантина», стучал сапожищами, сверкал медными зубами, все мужики здоровые, по мясному делу – из холодильника, – шнобель у каждого, как фарфоровый изолятор. Боярышни уже предполагали плен, угар, огурцы вприкуску, как вдруг из снежного вихря возле самой автобусной остановки, из снежной мглы два гибких Ланцелота-спасителя, толкающие перед собой солидную ёмкость.
– Эй, романтики! – не помня обиды, серебряным голосом позвал Эдик Евсеев. – От «саперави», думаю, не откажетесь? Утюжатин, сбегай за стаканом, а мы пока донышко выбьем!
С этими словами зеркальная копия вкатила бочку под навес в стиле «город будущего».
