Одно сплошное Карузо | страница 31
Утром он, как всегда, появлялся из-за ширмы – подъём, манная каша! – и вдруг застывал в каком-то растерянном оцепенении, растерянно пощипывал голую кожу. Об упражнениях с утюгами он уже забыл.
Так проходили дни за днями и месяцы за месяцами, и снова пришла весна. Лужи и грязный снег, зелёное небо; девочки в классе вдруг оказались гораздо взрослее нас, мальчишек.
Однажды вечером я сидел на заборе, наблюдая за флюгерами, бестолково крутящимися под порывистым ветром, за грачами, за одноклассницей Лялей Пинько с её ухажёром-дылдой, сладко страдая.
Вдруг я увидел на другой стороне улицы нашего дядю. Он стоял, засунув руки в карманы шинели, и глядел на освещённые окна нашей комнаты, где за драным тюлем двигались тени домочадцев. Он долго стоял неподвижно, потом сделал два шага к дому, вдруг резко левое плечо кругом и зашагал куда-то в сторону заката.
Он шёл долго, и я с замиранием сердца шёл за ним, уже почти догадываясь, уже почти точно зная, куда он идёт.
С трудом открыв заваленную мокрым снегом калитку, дядя пошёл по аллеям безлюдного парка культуры к выставке Военно-Морского Флота.
Мина была покрыта шапкой, и на стволе орудия лежала полоска ноздреватого талого снега, а рядом с орудием по-прежнему стоял снаряд ростом уже с меня. Должно быть, сильно я подрос за зиму.
Дядя деловито очистил ствол, открыл затвор, крякнув, поднял снаряд и зарядил пушку. Потом он сел в седло наводчика, повернул какие-то рычаги, покрутил какие-то колёса, и трёхсотшестимиллиметровка вдруг с тихим скрипом начала вращаться, ствол её полез вверх, в звёздное небо.
Я не знаю точно, в какую звезду целился дядя, в Сириус или Альдебаран или в какую-нибудь ещё, одно я знаю достоверно – он целился в какую-то злую звезду, населённую фашистскими варварами.
Из-за изгороди, из-за гипсовой фигуры лётчика я видел, как произошёл беззвучный выстрел, как вырвалось пламя и снаряд ушёл в высоту.
Где-то, где-то, где-то в занебесье снаряд взорвался, всё вокруг озарилось мгновенными радужными кругами, потом огонь исчез, и по небу медленно поплыли сверкающие ордена. Ордена Славы и Отечественной войны всех степеней, ордена Суворова и Нахимова, все награды, какие мог бы получить за минувшую войну наш хорошо тренированный дядя.
Потом дядя опустил ствол орудия, ещё раз протёр его рукавом шинели и зашагал к выходу из парка. Он шёл крепкими, уверенными шагами, уже немного стареющий мужчина. Только теперь я заметил у него под мышкой какой-то свёрток. В этот же вечер я узнал, что это были ботинки, которые он достал по ордеру для меня. Мои давно уже просили каши.