«Сны о Грузии» – самый внушительный сборник Ахмадулиной, том в 541 страницу, из них чуть ли не треть – переводы из Бараташвили, Галактиона Табидзе, Тициана Табидзе, Симона Чиковани, Отара Чиладзе… Среди карнавального шума сделана была серьезная и в высшем смысле профессиональная работа, иные стихи стали русскими шедеврами, сохранив свою грузинскость.
«Молитва во время бомбежки» Симона Чиковани читалась сотни раз с русских эстрад, и это всякий раз была общая молитва всего того, что живо еще в двух народах, в огромном одном и растерянном, и в другом, малом и гордом.
Я – человек! И драгоценный пламень
в душе моей. Но нет, я не хочу сиять заметно!
Я – алгетский камень.
О, Господи, задуй во мне свечу!
Вот входит друг Отар Чиладзе со своим лицом индейца в какое-то малошикарное питейное заведение…
Я попросил подать вина и пил.
Был холоден не в меру мой напиток.
В пустынном зале я делил мой пир
Со сквозняком и запахом опилок…
Он делит его, конечно, и с Беллой. Друзья обеих словесностей видят поэтов за колченогим столиком. Не в ту ли ночь Белла разглядела следующую фазу своей поэзии, о которой речь впереди.
Входили люди, супа, папирос
себе просили, поступали просто
и упрощали разнобой сиротств
до одного и общего сиротства.
Пока что в соответствии с законами неведомых гармоний начинается бриллиантовый период в карьере Ахмадулиной, в том смысле, что она становится своего рода «бриллиантом Империи». С ней происходит в принципе то же, что и со всеми поэтами «поэтической лихорадки». Ореолы противоречивости, непредсказуемости над головами Евтушенко и Вознесенского лысели с каждым годом, они становятся национальным советским достоянием, Окуджава из «хулигана с гитарой» (как его гвоздили газеты в 60-е годы) год за годом превращается в солидного литературного партийца, хоть и с либеральным душком. Белла – становится «звездой голубого экрана».
Едва ли не каждую неделю появлялась она перед миллионами «сограждан усталых», никогда не изменяя себе, не подхалимствуя власти, но только лишь делая вид, что власти этой, с ее страннейшей системой логики, просто нет на дворе. Есть мир красоты, как бы настаивала она, он существует, есть русская речь, прекрасные архаические обороты, есть белый снег и холмы Грузии, тени Пушкина и Лермонтова, жива убиенная вами Марина, День-Рафаэль встает над ровныя долины…
Быть может, власть эту, которая лишь только лестью и ложью жива, такая «позиция художника» и не устраивала, однако людей власти сама художница восхищала: так далеко зашли дела. Министр телевидения нередко снимал с полки томик Ахмадулиной и застывал в задумчивости, как мусульманин на намазе, жены гэбистов шептали строки ее стихов. Что ж, ведь нельзя ж и эту публику не делить, одним миром мазать. Помнится, в одной компании случилось быть nape-другой таких молодцов. Поднабравшись, стали выяснять, кто крупней по части человеческих качеств. Один сказал: я хоть и на государство работаю (так у них называется принадлежность к тайному ордену), а подлостей не делаю. Раз пять за вечер повторена была эта фраза.
