Два дня здесь жил в полном одиночестве, разговоры только с обслуживающим персоналом, читал, отсыпался, сто грамм на ночь. Вчера выпил немного больше, потянуло идиота в «Молодежное кафе». К счастью, там был закрытый вечер школьников.
Позвонил в Москву – у Лены ветрянка разыгралась во всю. Температура 39 градусов. Ужасно волнуюсь, сегодня уезжаю домой. Хорошо, что побывал здесь, вырвался из идиотского цэдээловского мира.
Надо сделать вот что: 1. Выпустить спектакль.
2. Закончить договорную пьесу.
3. На юге написать «Бурную жизнь»[206].
4. Про гигантов.
5. О Блоке.
6. Детская книжка[207].
7. Стальная птица[208].
8. Распланировать, хотя бы ориентировочно, поездки и лето.
Что было в марте. Сначала был Всероссийский съезд дворников. Прошел на высочайшем интеллектуальном уровне. Обеды с Женькой[209], Конецким, Казаковым, Горышиным, Шимом[210], Вильямом Козловым[211]. Последний привел двухметровую датчанку Еву Андерсен.
8-го марта пьянство началось в Кремле, потом твисты в ЦДЛ, закончилось в Доме кино.
Затем все время изматывающая и возбуждающая работа в театре. Приехал Толя Найман. С ним, с Милой[212] и М. Козаковым ездили в село Коломенское. Солнечный день, обед в «Баку». Дом архитекторов. Свечи. Кикок имени Хичкока.
Частые встречи с Толей[213], хорошие разговоры. Ему понравилась «Победа»[214]. Читал А.А. Ахматовой. Ей тоже понравилось. В «Смене» завернули мне «Жаль, что вас не было с нами»[215]. Ситуация. Какая же ныне ситуация?
Ездили с Женей к Олегу Целкову. Цикл его последних картин – потрясающ. Красные, налитые, как волдыри, рожи с низкими лбами и мощными шеями, цветы и голубые ножи. Замечательный художник.
Андрей Волконский[216] (инязище) сочиняет музыку для спектакля.
Выдумки Табакова.
Репетиции, прогоны. Ночной прогон 22 марта. Жуткая нервная дрожь, но уверенность в успехе. Ефремов губами прошептывает весь текст.
Наконец, 23 марта утренний прогон в костюмах, в гриме, с декорациями, показ для начальства и публика – столичные драматурги, критики, интеллектуалы (С. Чудаков).
Что же это было – провал или не провал? Раньше это называлось провал, сказал Т. Найман. Всего два вызова. В сцене (нрзб) измерения на меня повеяло мертвенной скукой. Не так это надо играть.
Драматурги, кажется, шокированы.
В.М. Озеров[217] по телефону – новый этап советского театра.
Кто говорит гениально, кто – вздор.
Кажется, есть возможность «пробить инстанции». Посмотри, посмотрим, сказал старик-дракон.
Ефремов, Табаков, Козаков
