Фэны обширны и мелководны. На небольших возвышенностях среди тростника и мхов растут березы и ольха, корежится кривой ельник. Редкие деревеньки и хутора расположены на островках, и дома там стоят на сваях. Через заболоченные пустоши фэнов ведут старые тропы и гати, известные только местным жителям. Но есть и хорошие дороги, постоянно ремонтируемые дамбы, за которыми нужен неустанный уход, так как по ним пролегает кратчайший путь на запад. Есть в фэнах трясины — зеленые, как изумруд, они тихо поджидают неосторожных путников, и, говорят, всадник с конем может исчезнуть в них, как ложка в каше. Но такие места всегда как-то обозначены, а в основном пустоши фэнов представляют собой открытые заливные луга. По весне там гнездится много птиц, а травы вырастают такие сочные, что жители фэнов пользуются этими прекрасными пастбищами для разведения скота, преимущественно овец.
Мы с Утрэдом плыли по одной из многочисленных проток, воды которой казались стоячими. То слева, то справа от нас из тумана появлялись заросли нависших над водой кустарников, хлюпала вода. Я сидела в лодке, поджав под себя ноги, до самого носа закутавшись в плащ солдата. Утрэд в тумане выглядел нереальным: такой длинный темный силуэт, отталкивающийся шестом, раскачиваясь при этом, точно птица на ветке. Мы оба молчали. И постепенно мне в голову стали лезть всякие страхи. Люди рассказывали, что здесь, среди тростника и осоки, водятся призраки тех, кого затянуло в трясины. Порой мне казалось, что я вижу в тумане их глаза — блуждающие болотные огни. Мне стало не по себе, и, когда неподалеку что-то булькнуло и шлепнулось в воду, я испуганно вскрикнула.
— Это выдра, — пояснил Утрэд.
Приятно было слышать в этой тишине человеческий голос, и я попросила солдата поговорить со мной. Ох, лучше бы я этого не делала! Ибо Утрэд стал рассказывать мне о всяких болотных тварях, о змеях с головами утопленников, о кикиморах, огромных страшных женщинах с зелеными зубами и длинными волосатыми руками, которые высовываются из вод и переворачивают лодки.
Я рассердилась, стала кричать на него. Но он только рассмеялся, сказав, что теперь я хоть очнулась, стала похожей на себя.
Русло ручья расширилось, в него вливались все новые и новые потоки. Я стала даже узнавать местность, да и туман немного рассеялся, а в вышине небо взблескивало звездами, точно невод серебряной рыбкой.
И вдруг я увидела ее — знаменитую кремневую башню Хэрварда, Тауэр-Вейк, мой дом! Величавой громадой она плыла среди прядей тумана, стелившихся над гладью озера, которое со всех сторон окружало остров, где стояла башня. Протока беззвучно влилась в него, глубина возросла, и Утрэд отложил шест, взялся за весла.
