Человеком, который вышел из супермаркета с охапкой дивиди и едва не стукнул Андрея Петровича дверью по лбу, был Чуркин. Пережив временное помешательство, вызванное, как он считал, смертью матери, Чуркин решил отвлечься и найти себе хобби. Он покупал в супермаркете дешевые диски с фильмами, пятьдесят рублей за штуку, и смотрел зарубежное кино, чтоб проникнуться чужой культурой. Зарегистрировавшись на сайте киноманов, он оставлял отзывы на просмотренное. Хвалил легкие романтические комедии и вообще кино про любовь, а фильмы, где кого-нибудь убивают, клеймил, потому что считал, что они плохо влияют на современную молодежь. Кроме того, он полагал, что в фильме должна быть мораль. Кино, где людей показывали аморальными негодяями, Чуркин презирал. Он признавал, что в реальной жизни не все люди озарены светом христианской любви, но снимать о подобных индивидуумах полнометражный фильм? Хватило бы и короткометражки!
Совсем недавно Чуркин передумал быть атеистом. В православии нашлось много плюсов, о которых он прежде не задумывался. Чуркин посещал маленькую церковь на углу Ленина и Социалистической. Ему нравилось слушать бормочущий голос священника, нравился сводчатый потолок в булавках желтого света и старые иконы на стенах, нравился запах горящих свечей и старушка в красном платке, которая продавала молитвенники: она всегда ласково здоровалась с Чуркиным и улыбалась ему беззубым кровоточащим ртом. Во время служения Чуркин вставал в сторонке, слушая священника, и его охватывало чувство причастности к чему-то важному. Пару раз он попадал на чужие крестины и с нежностью и благоговением смотрел, как плачущих младенцев окунают в купель и как счастливые родители фотографируют таинство или снимают его на камеру. Прихожане стали узнавать Чуркина. С ним здоровались, интересовались делами; женщина в черном платке, у которой умер ребенок, рассказала Чуркину о своем горе. Он внимательно выслушал ее, а она, выговорившись, призналась, что ей стало легче. После этого случая к Чуркину подходили многие, особенно если священник был занят. С ним делились своими проблемами, потому что он хорошо умел слушать.
Дома Чуркин смотрел кино, оставлял в Сети отзыв, снова смотрел кино и снова оставлял отзыв. У него появились поклонники, которым нравилась его жизненная позиция. Они писали: как вы правы, слишком много зла на свете, зачем про него снимать кино, фильмы должны менять мир к лучшему. Один человек оставил комментарий: помните, какое доброе было советское кино, и люди, которые его смотрели, тоже становились добрее. Чуркину этот комментарий не понравился. Он высказал мысль, что советское кино восхваляло быдло, а быдлу не место в современном кинематографе. Да ты сам быдло, написал кто-то. Я православный, ответил Чуркин. Кто-то в шутку заметил, что у Чуркина ПГМ. Чуркин понятия не имел, что это такое, но в целом подозревал. Он ответил, что лучше иметь ПГМ, чем быть подстилкой мировой закулисы. Кто-то спросил, при чем тут мировая закулиса. Чуркин ответил с присущим ему сарказмом, а тот, кто спросил про подстилку, тоже написал с сарказмом, хоть и с меньшим, чем у Чуркина, в их пикировку вмешался третий, от которого повеяло черным юмором, — и понеслась. В четыре утра Чуркин с трудом оторвался от монитора. Вытащил из дедушкиного портсигара недобитый бычок. Закурил. Ему было одиноко. Тишина пустой квартиры давила. Завтра выходной, подумал Чуркин, еще один пустой день. Раздался стук. Наверно, у соседей, решил Чуркин и затянулся. Стук повторился. Чуркин вздрогнул и уронил окурок. Определенно, стук доносился из спальни. Чуркин схватился за голову. Дядя, позвал слабый детский голос, вынесите горшок, из него плохо пахнет. Чуркин встал, не зная, бежать ему или остаться. Он надеялся, что безумие прошло вместе с визитом Антонины Палны, но оно никуда не делось: сначала он нафантазировал расчлененные детские трупы в мусорных пакетах, а теперь слышит голос ребенка в пустой комнате. Он поднял тлеющий окурок, вышел в прихожую и толкнул дверь в спальню: заперта. Порывшись в кармане, он вынул портсигар и раскрыл его. В горке табачного пепла лежал маленький ключ на шелковой веревочке. Чуркин взял его, нерешительно повертел в руке и отпер дверь.
