— Ну ты даешь, — курильщица покачала головой.
— Смелая! — завопил парнишка со штопором, и все засмеялись.
— Давайте выпьем за смелость, — предложила девушка, которая любила гладить стены.
Предложение пришлось кстати. Они выпили за смелость, потом за родителей и за «родителей наших детей», потом еще за что-то. Разошлись поздно, довольные собой и друг другом.
Курильщица поднялась рано, перед самым рассветом. Она погладила новый брючный костюм, который купила неделю назад на распродаже, чтоб поразить бойфренда своим великолепием, и переоделась в него; накрасила губы и подвела ресницы. Повертелась в костюме возле зеркала, щелкнула языком: ах, какая красотка. С люстрой пришлось повозиться. Наконец она сняла ее и аккуратно положила на стол, чтоб не разбилась, потому что люстра была дорогая и красивая. Сделала петлю точно так, как было показано на картинке в Интернете. Привязала веревку к крюку. Поставила под крюк табуретку. Долго выбирала расположение табуретки, чтоб табуретка оказалась точно под крюком. Забралась на табуретку; в это время мимо ее комнаты проходил второкурсник, который искал, чем бы похмелиться: он заглянул в открытую дверь и увидел, как девушка в брючном костюме стоит на табуретке с петлей на шее. Второкурсник бросился в комнату и вытащил самоубийцу в коридор. Курильщица брыкалась и царапалась, а потом разревелась, потому что пока второкурсник вытаскивал ее, брючный костюм испачкался, а рукав порвался. Доктор, который позже лечил курильщицу, рассказал эту историю жене, присовокупив: сколько на свете дур, ты не представляешь. Жена кивнула: и не говори. Она вспомнила, как давно, лет двадцать назад, резала столовым ножом вены из-за несчастной любви и заляпала кровью новую плитку в ванной; папа сильно ругался и бросил сгоряча: жаль, что у тебя не получилось! Ей стало грустно, но потом она вспомнила, что скоро из школы вернется сын, и пошла на кухню варить гороховый суп.
Гордеев подошел к «газели», наклонился и провел указательным пальцем по бамперу. Кивнул: именно в этом автомобиле с крытым кузовом Молния и перевозил своих жертв. Удобная штука; вы согласны со мной, Кошевой? Кошевой не отвечал. Он медленно шагал вдоль стены, обходя мусор, скопившийся на полу. Это место напоминает пресловутый склад речного вокзала, заметил Гордеев, вам так не кажется? Кошевой молчал. В темноте его куртка, казалось, светилась. Гордеев следовал за белым пятном светящейся куртки. Под крышей шуршал обрывками целлофана ветер. Рядом капала вода: кап-кап. И снова: кап-кап. В ушах шумело. Только бы не уснуть, подумал Гордеев. Он споткнулся об арматуру и схватился за холодную стену левой рукой, правой продолжая крепко держать пистолет. Кошевой остановился. Чуть не упал, признался Гордеев. Кошевой снова двинулся вперед. Гордеев следовал за ним, стараясь смотреть под ноги. Вы знаете, Кошевой, сказал он, я был бы рад, если б оказалось, что Молния не вы. Понимаете, мне понравилось, как вы сочувствуете людям, которые сломлены горем. Я завидовал вашему умению; я-то давно разучился сочувствовать. Молчите? Великолепно. Честно говоря, я надеюсь, что вы не убийца. Я вам почти верю. Думаете, я вру? Ни черта подобного. В глубине души я надеялся, что вы станете мне другом… другом, — задумчиво повторил он. — Другом-другом-другом. Боже, что я несу? — Гордеев засмеялся. — Это из-за недостатка алкоголя в крови. Не слушайте меня, Кошевой; этот тоскливый город сожрал меня с потрохами.
