. Именно Фессенден обращает внимание на Кеннеди, предлагая объяснение, почему в 1954 году этот джентельмен не выразил вотум недоверия Джо Маккарти. Он был слишком болен, чтобы явиться лично (голосование состоялось сразу после того, как он перенес первую операцию и был близок к тому, чтобы отправиться к праотцам), но его оплошность, к тому же имеющая документальное оправдание, могла ему дорого стоить; он писал о Россе, поддерживая его косвенно. Возможно, это не было очень убедительной поддержкой. Конечно, Маккарти следовало обсудить согласно Конституции и законам; его коллеги-сенаторы были обязаны уважать приличия, чем так часто пренебрегал он сам; и, как сказал позже Кеннеди Артуру Шлезингеру-младшему: «Если кто-то не разбирается в вопросе, то как им можно разрешить об этом судить?»
[45]. Но реальные причины, заставившие Кеннеди столь вяло выступать против Маккарти, заключались в существовании тесных взаимосвязей этого человека с его семьей, особенно отцом, сильной поддержке Маккарти в Массачусетсе (бостонская «Пост» обвинила всех сенаторов Новой Англии, голосовавших против Маккарти, в том, что они действуют по указке Кремля»)
[46] и, плюс ко всему, в двусмысленной позиции и неверном понимании самого Кеннеди. Он был ненамного мудрее остальных американцев того времени и, казалось, действительно верил (о чем утверждал многократно), что коммунистическая угроза ниспровержения США была действительно серьезной. Поэтому он одобрил «охоту на ведьм» и явно не был разочарован ее методами. Несколькими годами позже он допустил: «Возможно, мы не были столь впечатлительны, как некоторые, и должны были действовать быстрее»
[47]. Это небольшая уступка и касается только медлительности Сената по отношению к Маккарти; она немного напоминает запоздалое и неохотное раскаяние Ричарда Никсона по поводу уотергейтского скандала. Что касается сенаторов Росса и Фессендена, то они игнорировали своих избирателей, в то время как Кеннеди поворачивался лицом к некоторым из них. В целом данный случай достаточно хорошо объясняет, почему Кеннеди пришлось столь усердно работать, чтобы завоевать доверие либеральных демократов, когда он понял — а это произошло довольно быстро, — что они нужны ему, и это заставило его принять в основном все их позиции.
Не «Портреты сильных духом» побудили его так поступить. Это было бы невозможно без тщательного политического расчета, и Кеннеди прекрасно знал, что ни один демократ не может надеяться стать кандидатом в президенты от своей партии без поддержки Юга, не говоря уже о президентских выборах. Так, никто из прославленных героев книги не был демократом с Севера, и Кеннеди счел весьма возможным сказать нелицеприятные слова об аболиционистах и добрые — о Джоне С. Кэлхоуне (он не имел представления о революции в историографии, касающейся рабства, гражданской войны и периода реконструкции, которая набирала обороты даже когда он писал и собиралась привлечь его внимание к этому безвременью). Он был очень снисходителен к Роберту А. Тафту, что, возможно, происходило вследствие отождествления себя с ним в этой работе: «Мне вспоминается, — говорит он, — сильное впечатление удивительного и необычного личного обаяния и обезоруживающей простоты в обращении. Это были качества, сочетаемые с непоколебимым мужеством, демонстрируемые им в течение всей жизни и особенно в последние дни, которые связали его приверженцев с ним неразрывными узами»
