– Хочешь, я подарю тебе радиатор?
– Вот, и ты меня не любишь.
– По крайней мере, ты сможешь спокойно перезимовать, – проигнорировал он её упрёк.
– В чём измеряется настоящая любовь, Шарик?
– В детях.
– А дети в чём?
– В колясках.
– Мой уже вырос из коляски.
– Тем более, он же должен тебя любить? – вспомнил Шарик про своего.
– Ну, по-своему, да.
– А по-твоему?
– А по-моему, он хуже стал учиться.
– Так надо с ним поговорить по-мужски.
– Как я могу говорить с ним по-мужски, если я его люблю? Да и какой там разговор. Переходный возраст. Угловатый какой-то, обидчивый, замкнутый. Захожу к нему в комнату и что я вижу? Шкаф, компьютер, стол, ребёнок в четырёх стенах, две из которых «Я не знаю», две – «Всё нормально». С ним либо лаяться, либо молчать: «Уроки сделал?» – «Сделал». – «Показывай!» «Как там в школе?» – «Нормально». – «Точно нормально?» – «Всё нормально!» Вот он ответ, удовлетворяющий обе стороны, – вздохнула Муха.
– Вот оно, общение между поколениями, – понимающе кивнул Шарик. – Значит, ты правильно воспитала его, такой же сдержанный, как папаша, никто ни к кому не лезет в душу, – вспомнил, что путь к сердцу женщины лежит через её ребёнка.
– Да, он с детства такой. Однажды мы его с отцом в шутку спросили, когда ему было четыре года, кем бы он хотел стать? Знаешь, что он ответил? – продолжала хвалится находчивостью своего отпрыска мать. – «Никем, никогда, нигде, не хотел бы, не хотел быть похожим на то, что с вами случилось, останусь собой».
– Сам себе на уме, – снисходительно согласился Шарик. – Как же вы с ним ладите?
– У нас визовый режим между государствами, где дверь, как таможня, нас разделяет. Такое своеобразное недоразвитое доверие, – с сарказмом тявкала Муха. – И знаешь, что он мне на днях заявил? Что мы ретро, что живём мы неправильно, что нас пора в комиссионку. Как же он сказал-то? Тупо живём, – вспомнила мать.
– Тупо? – задумчиво протянул Шарик.
– Да, тупо. Может, сегодня сходим в музей?
– Может, лучше в мексиканскую кухню, она острее.
– Скучно с тобой, ты всё время думаешь о еде.
– Я добытчик. Нет ничего страшнее голодной женщины.
– Не преувеличивай. Я голодная, конечно, но у тебя были и пострашнее. Одна только Карма чего стоила.
– Если говорить о Мухах, то у них при слове «другая женщина» немедленно появляется жало, которым они начинают кусать тебя в самые незащищённые точки души.
– Так это же полезно! Иглотерапия, – злорадно улыбнулась Муха. – Ладно, пошли ко мне. Харчо тебя угощу. Любишь грузинскую кухню?
