Девять дней в мае | страница 52



- Маман, у меня для тебя хорошая новость.

- Ты решил наконец-то пропылесосить у себя в комнате? Три недели ведь уже прошу. Зайти в комнату невозможно. Дышать нечем, а у меня бронхи!

- Нет. Я ночью улетаю в Москву. Пригласили на телеканал «Россия».

- О нет! Только не это! Ты там наговоришь всяких гадостей, а мне потом будет стыдно смотреть в глаза соседям!

- Спокойно, опять ты всякую чепуху несешь. Оплачивают перелет туда-обратно и проживание в гостинице. А на эфире я скажу пару пустых ничего не значащих фраз. Не надо переживать. Отдохну в Москве от этого бардака. С друзьями столичными повидаюсь. Выпьем, поговорим за жизнь…

- Нажрёшься как скотина и будешь куролесить! Знаю я твои гульки с дружками! – возмущалась мать.

     А в это время украинские националисты возмущались в интернете тому факту, что к дому профсоюзов прикрепили российский триколор. Они собирались вечером устроить факельное шествие и пройти от Дюка до Куликова поля, чтобы сорвать флаг соседнего государства. Вениамин принялся спешно гладить чистые джинсы и кофту. Он собрал дорожную сумку и предусмотрительно положил в неё осеннюю куртку и зонтик. Небеседин и без прогнозов погоды чуял, что в Москве будет гораздо холоднее, чем в Одессе. Настроение Вениамина улучшалось с каждой минутой. Сначала он вспомнил, что ему в российской столице должны деньги за публикации статей в феврале и марте. Редакторы были слишком заняты и постоянно не успевали с банковскими переводами Небеседину. Перспектива получения заработанного придавала ему оптимизма. А потом с ним давно хотел лично познакомиться редактор одной из кинокомпаний Саша Алексеев, набиравший сценаристов для написания сериалов. Глядишь, и выйдет чего-нибудь путного из живого общения с Алексеевым.

- Ты в Москве непременно заедь к Георгию. Я у него кой-какие вещи оставила. Заберешь их с собой, - сказала мать Вениамину.

- Ладно, быть по-твоему, - ответил Небеседин.

    Георгий приходился двоюродным братом матери Вениамина и неплохо относился к своему племяннику, но был, мягко говоря, со странностями. Мать Небеседина вместе со своей старшей сестрой поделили между собой отцовское имущество. Доставшаяся Небесединым часть наследства хранилась у Георгия, и Вениамин не знал, что именно находится у дяди. Перспектива перевозки дедовского хлама не прельщала Небеседина, но он не стал спорить с матерью.

   Вениамин пару раз видел мельком программу «Прямой эфир» когда еще российские телеканалы свободно транслировались в украинских кабельных сетях. Говорливый ведущий ловко дирижировал процессом обмена мнениями между десятком приглашенных экспертов и пятёркой гостей студии. Зрители слишком синхронно и единодушно хлопали или неодобрительно мычали в зависимости от ситуации, поэтому Небеседин считал «Прямой эфир» такой же постановкой, как бои американских рестлеров. Вениамин недолюбливал телевизионщиков за излишнюю претенциозность и зацикленность на скучных разговорах о всяких синхронах и подводках. Небеседин всегда отвечал отказом на приглашения одесских каналов принять участие в записи какой-либо передачи. Региональная медийная специфика заключалась в том, что какая бы публика не собиралась в студии, то диалог все равно происходил в стилистике ругани на Привозе. Даже депутаты парламента, кандидаты наук и ректора университетов спорили между собой на телевидении, оперируя выражениями из лексикона раздельщиков рыбы и продавщиц сельдерея. Дикторами на местном телевидении работали бесцеремонные хабалки с манерами бандерш. В монтажёры шли запойные пьяницы и компьютерщики-неумехи. Операторами трудились сплошь одержимые кино параноики, мнившие себя Кубриками и ежегодно подолгу отлеживавшиеся в психиатрических лечебницах. Одесское телевидение было пространством безумия и вульгарности. Небеседин на всю жизнь запомнил, как комментатор Грымов перед прямым эфиром с баскетбола прямо во Дворце Спорта залпом выпивал граненый стакан водки на глазах у всех болельщиков, а потом два часа дышал перегаром в микрофон, болтая несусветные глупости. После финального свистка он выпивал второй гранчак и начинал буянить, нападая на окружающих, и однажды просто так выписал затрещину юному Вениамину. Умер Грымов от цирроза печени прямо в здании телестудии.