Рунов решительно поднялся.
— Ты готова идти в мои подземелья и сокровищницы? — осведомился он шутливо.
Мансарда показалась мне теплой и обжитой. Здесь не было того идеального порядка, царившего внизу, в офисе, пахло масляными красками, повсюду стояли мольберты, сновали люди в серых заляпанных красками халатах.
— А вот мои таланты, мои Ван Гоги и Малевичи!
Художники оторвались от работы, заулыбались, по очереди подошли пожать руку своему демократичному начальнику. Один, пожилой, с седой артистической шевелюрой, что-то быстро и горячо заговорил. Речь шла о каких-то профессиональных проблемах, в чем я ничего не понимала, и потому сочла за лучшее немного осмотреться.
Мое внимание привлек натюрморт, стоящий на ближайшем мольберте. Он показался мне в высшей степени необычным, каким-то несовременным: серебряный поднос на фоне бархатной портьеры, а на подносе — подсвечник, белые перчатки и маленький дамский пистолет, от ствола которого вверх поднимался белесоватый дымок.
— Что, нравится?
Ко мне обращался молодой человек с длинными волосами, стянутыми на затылке резинкой, и едва намечающейся на гладком подбородке растительностью — ни дать ни взять семинарист.
— Красиво, только как-то…
— Напыщенно, — подсказал он.
Я только развела руками.
— Можете не стесняться, — он улыбнулся, но глаза его остались строгими и сосредоточенными, — за вкус заказчика я не ручаюсь.
— И кто же заказчик?
— Один «новый русский», как их теперь называют. Этот натюрморт он желает лицезреть в своей гостиной. А для нас желание заказчика — закон.
— И что же, у них у всех такая фантазия?
— Всякие бывают, многие просят копии Левитана, Шишкина или Айвазовского. Мы не возражаем. Ну-с, а вы что желаете?
Кажется, он и меня принял за заказчицу.
— Я? Ничего. Я, собственно…
Он посмотрел так, словно намеревался пронзить меня взглядом, и неожиданно спросил:
— Вам кто-нибудь говорил, что у вас говорящие волосы?
Я растерялась, все-таки он был довольно странный.
— Говорящие волосы, красивое лицо, я бы написал ваш портрет… В сущности, на свете только одна ценность — красота, только она уж очень быстротечна. Бац — и вот она уже ускользнула… Только миг, случайный поворот головы, взгляд… Господи, как же это уловить, как остановить? — Он говорил быстро, сбивчиво, глотая окончания слов, и в его речи было столько одержимости, почти болезненной одержимости…
Я вздрогнула, почувствовав, как чья-то рука легла мне на плечо.
— Ну что, познакомились? — Рунов ласково заглянул мне в лицо. — Это Руслан, наш главный эстет. Может говорить о красоте часами.
