А с другой стороны, тот центр кристаллизации, который был задан парадоксалистом, представшим перед нами в облике подпольного человека, получил свое дальнейшее продолжение и развитие в знаменитых романах Достоевского. Человек как идея или идея как человек. Испытания судьбы как очищение и как путь к теозису. Идеологические (в исходном значении этого слова) схватки, приводящие к морю крови и горам трупов по причине апорийности и монадности человеко-идей. Человек (персонаж) в своей наивности напоминающий ребенка и надеющийся на чудо, при этом одновременно являет собой какую-то «космическую» озверелость. Митя Карамазов, летящий вниз головой в пропасть и запевающий при этом Осанну Богу. Фантастическое сочетание homo sapiens и bestia здесь и теперь – вот образ другого понимания человека.
Как одну из главных целей исследования можно декларировать – прочтение текста Достоевского сквозь призму текста основного произведения Хайдеггера «Бытие и время», не сбрасывая со счетов дальнейшего движения хайдеггеровской мысли. Известно, что Хайдеггер читал Достоевского в 1910–1920 годах. Однако цель моего исследования не попытаться выяснить, оказал ли какое-либо влияние Достоевский на Хайдеггера, а попытаться обоснованно показать, что «увидел» бы Хайдеггер в тексте Достоевского. Но это только одна сторона медали. Другая сторона – обнаружение того, что и Хайдеггер начинает прочитываться глазами Достоевского, что в хайдеггеровском тексте обнаруживается внутренняя перекличка с подпольным человеком. Суть этой переклички – продумать и проговорить вот-бытие, присутствие, «подпольного» человека через его понимающую способность осознавать свое бытие в своей истинной и неистинной озабоченности этим бытием, позволяющий раз за разом ставить вопрос о смысле бытия.
Дополнительная цель, преследуемая в данном исследовании, – постараться максимально «эффективно» использовать оптику богатейшего технического арсенала «экзистенциальной аналитики присутствия», даже беглое сопоставление терминов (экзистенциалов) которой и основных идей, проговариваемых героем Достоевского, выявляет конгениальность сопоставляемых текстов. Тщательный анализ идей Достоевского позволяет по-новому взглянуть на хайдеггеровский замысел деструкции метафизики, критики науки и техники как «постава» или «расчетно-расчерчивающего» расчленения и освоения мира, обезличивания человеческого существования. Тема «забвения бытия» – вот один из основополагающих истоков переклички, позволяющей соотнести повествовательный и философский текст по линии «проекта фундаментальной онтологии». Достоевский «нащупал» и высветил эту нарождающуюся онтологию мощью своего писательского гения. Хайдеггер эксплицировал это художественное открытие в чеканных формулировках, зачастую технически очень громоздких, но не менее глубоких и содержательных
