— Ты уверена, что Алеше нужно знать об этом?
Сашенька сказала, что не сможет жить с таким грехом на душе, ее снова стало рвать словами. Она говорила долго, захлебывалась, плакала, а когда наконец, устав, замолчала, в кухне появился Алеша, бледный, как античная статуя. Скорее Дионис, нежели Персей, и стало ясно, что рассказывать ему ничего уже не нужно.
Артему казалось, будто он не в Москве был, а на Луне, и не семь дней, а семь лет — так сильно все изменилось в епархии. Священники быстро целовались при встрече и тут же разбегались, чтобы не выяснять дальнейшим разговором: кто с кем и кто за кого. Артем поймал за рукав приближенного владыки, но тот только руками замахал: «Некогда мне, отец, некогда!» Сотрудники епархиальной пресс-службы вглядывались в мониторы так пристально, словно бы там было начертано их будущее. Артем направился к храму и, уже почти вступив на паперть, захватил боковым зрением высокую фигуру: владыка медленно шел между старых могил. Рядом шагала старуха нищенка, над лицом которой вволю поглумилась неизвестная Артему болезнь. Вначале он хотел догнать странную парочку, но сам себя остановил: вдруг эта беседа важна для епископа?..
…У храма Всех Святых старуха объявилась перед прошлогодней Пасхой: среди прочего нищего люда, сидящего на ящиках и раскладных табуретах, страшно выделялось синее лицо, походившее на гроздь переспелого винограда. Казалось, ни глаз, ни рта, ни носа нет у старухи, только кучка набрякших черных мешочков — зрелище настолько отвратительное, что выдерживать его могли только сильные нервами люди. Или дети — те с упоением разглядывали выставленное напоказ уродство.
В Артеме, помнится, зашевелилась тогда нехристианская мысль, что уродливая нищенка портит светлый праздник, распугивая прихожан. Никто не знал имени старухи, да никто ею особенно и не заботился — нищенка и нищенка. Было у нее, впрочем, еще одно отличие от коллег по табуретам: она не поднимала баночку кверху и не кланялась, ожидая подаяния. Артем вдруг вспомнил, что и баночки никакой у нее, кажется, не было. Уродливая старуха сидела чуть в сторонке и бубнила что-то невнятное. То есть, может быть, внятное, да вот только никто не прислушивался: на нищенку и смотреть-то было страшно, а уж разговаривать с ней… К этому сподвигся только владыка. Артем видел однажды, как старуха шла с епископом к соборному дому. Владыка слушал ее с большим почтением, он мало кого так слушал. Когда отец Артемий осмелился спросить про старуху, архиерей улыбнулся: «Бабушка не простая. Юродивая».
