Артем не стал спорить с батюшкой, но и к доктору свою знакомую не отправил. Через несколько дней медсестра позвонила ему вечером домой с жалобой на ночного гостя — он снова приходил к ней прямиком из шкафа, а наутро ее увезли на «скорой» в психбольницу. На работу и в нормальную жизнь она больше не вернулась.
Артем переживал этот случай так тяжело, что несколько месяцев не мог ни о чем другом думать. Каялся со слезами: ведь если бы не его дурацкое упрямство, женщина могла бы избежать болезни, захватили бы вовремя и, может, вылечили… С тех пор он сознательно приучал себя не скрывать от людей своих сомнений — даже если они выглядели непрезентабельно.
Ох, сколько было у него таких ошибок, вспомнить жутко. Отец Георгий однажды сказал Артему, что у священников, как и у врачей, имеется свое собственное кладбище: мысль простая и верная. Мог бы Артем припомнить и еще одну историю того же, первого года служения — хотя слово «припомнить» здесь не годится, честно говоря, он вряд ли когда сможет ее позабыть.
…Первый год, четыре литургии в неделю, и самым тяжелым всегда был (как ему положено) понедельник. Перед вечерней службой Артем беседовал с певчими — даже сильно постаравшись, он вряд ли смог бы вспомнить теперь, о чем шла речь. Когда в храме появились эти люди, Артем обрадовался — как всегда радовался новым людям, пришедшим на богослужение. Мужчина и женщина в немаленьких летах, но крепкие, выносливые даже с виду, какими бывают старые деревья. Оказалось, что они пришли не к службе, а хотят попросить батюшку отправиться с ними, чтобы исповедовать и причастить больного сына, Леонида. Отец Артемий спросил — почему же не побеспокоились раньше? Ведь причащаться надо натощак, с утра — и эти требования не отменяются даже для тяжелобольных людей. Мать начала объяснять, что с утра все было не так тревожно, а теперь им кажется, что Леонид не доживет до вечера. Она, странное дело, не плакала, а словно замерла в своем горе, в предвкушении того страха, что немедленно обрушится на нее со смертью сына. Это теперь Артем так думал, вспоминая ее застывшие, но при этом горячие, будто лава, глаза, а тогда ему показалось, что дело может быть и не таким серьезным — родители есть родители, перестраховываются. Он, разумеется, знал правила — если человек при смерти, то следует оставить Литургию и отправляться к умирающему, но вдруг засомневался — следует ли так запросто бросать прихожан и службу? Спросить тоже было не у кого — как назло, не было в храме ни настоятеля, ни отца Иоанна. Артем судорожно решал, как быть, и уговорил наконец родителей болящего, чтобы ехали домой и ждали священника с утра. «Так будет больше пользы», — объяснил он и сам лично проследил, чтобы адрес Леонида правильно записали — отец Иоанн обязательно причастит его перед завтрашней Литургией.
