Тут в мысли Веры и в приемную вторгся Василий.
— Марины Петровны сегодня не будет, поехала в администрацию. — Он хотел тут же выйти в коридор, но Вера вскочила с места и ухватила Василия за брючину.
— Очень срочно! — Подняв белый флаг заметки, она просочилась за Василием в его кабинет.
Что у тебя, Афанасьева? — устало вымолвил тот, и чуткий нос Веры уловил пронзительный коньячный пар, рвущийся из Василия наружу.
Василий был вполне характерной для описываемого времени персоной. Он хоть и управлял молодежным изданием на пару с Мариной Петровной, но в возрасте был уже усталом и утомился от комсомольского задора изрядно. Ему, Василию, куда больше нравилось греть пластиковый стул в редакционном буфете, за стаканом «Белого аиста». Под коньяк так славно думалось о том, что все главное в жизни уже свершилось и теперь можно спокойно доживать остатки: двадцать там лет или тридцать — сколько отмерят…
Василий глянул на потолок с надеждой, а на Веру, напротив, с тоской. Василию хотелось домой, тем более жена с утра сулила беляши.
— Так что у тебя, Афанасьева? — нетерпеливо повторил зам, хотя надо было всего лишь вслушаться в беспокойный Верин рассказ. Через помехи коньяка Василий начал понимать: кажется, новая корреспондентка умудрилась отправить в типографию досыл без подписи заведующей. Досыл был спорный, оскорбляющий, как отметила Вера, «чувства верующих». Василий вздрогнул — ему совсем не хотелось нажить себе проблем именно в эти дни, когда Марина Петровна будет пропадать в администрации.
Теплые объятия коньяка побеждали, осаживали встрепенувшуюся было молодую прыть. И потом, ругаться с секретариатом Василий не решился бы, потому что ответственный секретарь Горячихина возрождала в нем первобытный ужас: так наши предки прятались от громовых раскатов, дрожа под сводами пещер.
— Голуба, поздно пить боржом, — Василий попытался выглядеть бодрым, — уже все полосы подписаны.
— Василий, это будет удар по репутации газеты, как вы не можете понять? — Вера пришла уже в настоящую ярость, и Василий вздохнул:
— Ну, хорошо, давайте тогда мухой в секретариат и скажите Ольге Альбертовне, что я велел… эээ… что я просил снять заметку с первой полосы.
Вера вылетела из кабинета и от злости не сразу смогла вспомнить, в какой стороне расположен секретариат — главное святилище редакции. Дверь в этот суровый двухкомнатный мир была приоткрыта как раз достаточно для того, чтобы Вера еще из коридора увидела строгое лицо в очках и услышала голос, от которого у Василия начинали дрожать руки — без всякого коньяка.
