Иногда Лукан останавливался, задумывался и говорил:
– Нет, не так! Здесь надо исправить!
И тут же что-то исправлял в папирусе камышовой тростинкой, обмакивая ее в черную или красную тушь.
В какой-то миг он обратился к ней:
– Полла, помоги мне!
Она с готовностью посмотрела на него, взглядом спрашивая, что делать.
– Возьми Страбона, пятую книгу. Вон там, слева на полке. Нашла?
– Да!
– Разворачивай и смотри. Это, наверное, седьмая или восьмая страница[91]. Почитай-ка прямо сверху, что он там пишет?
– «Из этих поселений первое – город и гавань Лу́на, – начала читать Полла по-гречески. – Греки называют город и гавань “Гаванью Селены”. Город невелик, а гавань весьма обширная и красивая…»
– Так, смотри дальше! Какие там реки около нее упоминаются?
– Сейчас, сейчас… «Между Лу́ной и Писой течет река Макра, которую многие историки принимают за границу Тиррении и Лигурии…»
– Так! Хорошо! Тогда напишем следующее:
Макра, чей резвый поток, ни единым челном не замедлен
В синий впадает залив близ Лу́ны, у моря стоящей…
И он что-то поправил в папирусе.
– Неужели ты все помнишь, где что написано? – с восхищением спросила она.
– Приходится помнить многое, – просто ответил он. – Но конечно, я многое забываю, а кое-что и путаю. Однако если хочешь, ты можешь мне помогать!
– Хочу, конечно!
– Ну вот, будешь искать в книгах, что я тебя попрошу. Тогда мне меньше придется править по готовому.
Она захлопала в ладоши от радости, он засмеялся, глядя на нее, а потом продолжил читать.
Наконец дошло до того, что еще не было продиктовано нотарию и содержалось только в пугилларах – то, сочинению чего как раз и помешала Полла.
Феб между тем разогнал холодные сумерки утра,
С шумом раскрылася дверь: непорочная Марция, ныне
Сжегши Гортенсия прах, рыдая, вбежала к Катону;
Некогда девой она разделила с ним брачное ложе, —
Но, получив от нее трех потомков – награду супруги, —
Отдал пенатам другим Катон ее плодовитость,
Чтобы два дома она материнскою кровью связала.
Здесь – ибо урна теперь Гортенсия пепел сокрыла, —
С бледным от скорби лицом, волоса по плечам распустивши,
В грудь ударяя себя непрерывно рукой исхудалой
Пепел сожженья неся, сейчас она так восклицала,
Только печалью своей желая понравиться мужу:
«В дни, когда жаркая кровь, материнские силы кипели,
Я, повинуясь тебе, двух мужей, плодородная, знала.
С чревом усталым теперь, я с исчерпанной грудью вернулась,
Чтоб ни к кому не уйти. Верни договор нерушимый
Прежнего ложа, Катон; верни мне одно только имя
