- Далеко полетел... Вот что ты за девка?! Такое жаркое по небу пустила! - Вольг не выдержал строгого тона и в полный голос расхохотался, тут же поранившись о новоприобретение, и забавно свёл глаза в кучку. Теперь смеялась я, а потом безрезультатно подтачивала клык под выразительным взглядом "я так и знал!". Незаметно минула полночь.
На следующий день мы встали как всегда на рассвете и, легко позавтракав, сонно продолжили переход. Теперь Вольг при любом маломальском поводе усмехался на одну сторону и разводил руками, как бы говоря: "Кто пострадавший - тот и решает кому пирог, а кому объедки". И я, в конце концов, не выдержала:
- Губа не треснет? Второй для полноты картины не отрастить?
На что мне равнодушно пожали плечами и попросили не отставать. Тут же захотелось не просто его прибить, а сделать как-нибудь по-особому, чтобы вражья морда оценил! Нет, всё-таки мне всегда было жалко злодеев в байках. Ходят они за героем, брызжут слюной (вот как я сейчас), стучат кулаками по любым подвернувшимся поверхностям, а сделать-то ничего не могут. Тут хочешь не хочешь умом двинешься. Зато добрый молодец только знай себе смеётся, да красавицу волочёт обратно в терем, на полати.
Я оценивающе осмотрела представленную на обозрение мужскую спину. Я бы, конечно, ни за что не признала в нём ни теоретического, ни тем более практического борца со злом (я ведь себя не признаю мировым злом, впрочем, я себя даже домашним злом не признаю, ибо всегда спихивала эту роль на Ваську, слава богам, коты говорить не умеют). Но ведь и в байках не всегда сразу разглядишь кто хороший, а кто плохой, что уж говорить про настоящих людей или нелюдей. В каждом из нас сидит зверь. Никакой это не секрет. Поэтому только по отношению к себе и можем решить чёрной краской кого намазать или белой. Про другие цвета мы естественно и весьма неосмотрительно забываем, но это уже тонкости. Тонкости, о которых сразу забываешь, когда, запнувшись, летишь вниз на испуганно подставленные руки.
Щ-щеркот! Давно я так не падала. К боли в прокушенной ноге добавились ссадины на руках. Потом боль в копчике и правом боку. А всё потому, что наша весёлая компания зашла в самую чащобу этого леса. Древесным корням здесь даже места не хватало, их выпихивало наверх, где они переплетались плотным ковром. Идти по нему становилось невозможно. Я постоянно оступалась, скользила, как будто корни сами выворачивались из-под моих ног. И после сотого, как пить дать, падения я распласталась на неудобных древесных буграх и скомандовала: "Привал! Дальше через мой труп!". Рядом покладисто зашуршал стачиваемыми когтями Василий, и не преминул вытянуть ноги Вольг, отцепив от перевязи старый полуторник с "яблоком" на навершии. Ведь так и таскается с ним. Я думала в Рытвине пропьёт, так нет, ходит ещё, гремит железом.
