Чем глубже проникает он мыслью в строение вселенной, уверяет Кеплер, тем сильнее убеждается, что Земля занимает в мире совершенно особое положение. Следовательно, и привилегированность человека среди прочих возможных обитателей вселенной не подлежит сомнению. Поэтому жителям Юпитера придется уж довольствоваться более скромным рангом!
Фантазии фантазиями, однако во всем, что касается сути «Звездного вестника», Кеплер целиком на стороне Галилея.
Прямодушному Кеплеру несвойственно говорить полуправду. Он не скупится на похвалу, но так же откровенно высказывает и то, что его огорчает. Почему Галилей словно забыл своих предшественников? Ведь похожие мысли о Луне, Млечном Пути и бесчисленных звездах высказывались прежде, хотя, разумеется, и без необходимых доказательств, другими изобретательными умами, Почему он обошел молчанием книжку Местлина, где объясняется пепельный свет Луны, не упомянул о Джамбатисте делла Порта и не принял во внимание многих соображений самого Кеплера, изложенных в книге о новой звезде, в «Оптике» и «Новой астрономии»?
С истинно немецкой дотошностью Кеплер приводил цитаты из разных сочинений и настойчиво возвращал Галилея к «первоистокам». О господи! Кеплер был бы прав, если бы «Звездный вестник» являлся толстенным трактатом, нафаршированным цитатами и учеными ссылками. Но ведь писался он с другой целью, писался наспех, чтобы скорее сообщить миру о поразительных открытиях!
В истории изобретения зрительной трубы, полагал Кеплер, необходимо воздать должное Джамбатисте делла Порта. Ведь это он в семнадцатой книге своей «Естественной магии» первым высказал мысль, что комбинация выпуклых и вогнутых линз позволяет отчетливо видеть отдаленные предметы. Это, вероятно, и дало толчок тому «Бельгийцу», коего считают изобретателем зрительной трубы. Кеплер, однако, не скрывал, что сам он не почерпнул из «Естественной магии» знаний, которые пробудили бы веру в возможность создания такого инструмента. Напротив, императору, заинтригованному словами Джамбатисты делла Порта, он отвечал, что не склонен принимать их всерьез.
Не вызывало сомнений, что недочеты «Звездного вестника» значат для Кеплера несравненно меньше, чем его исключительные достоинства. Книжку Галилея он принял с благодарностью и восхищением. Он не сомневался в научной честности своего падуанского коллеги, сразу же встал на его сторону и уверовал в Медицейские звезды, хотя сам их и не видел. Благороднейший Кеплер!
