Вадим думал только об одном: мать узнает быстрее, чем он предполагал.
- Хватит быковать! - стукнул по столу полковник. - Говори, из какой бригады! К чему готовились, зачем ствол хотели отжать!
Вадим молчал.
- А может он немой в самом деле?
- Нет, товарищ полковник, водитель рассказывал, он орал что-то подельнику. - встрял Мокшанцев.
- Ладно, разберемся, - полковник снова посмотрел на часы. - Мокшанцев, ты дежуришь по городу, в УВД можешь не возвращаться, хуже ничего не произойдет. Остаешься с местным опером, приглядывайте за ним. Обзвони все районы, продублируй ориентировку, может кто вспомнит этого качка.
- Так, ты, - взгляд на Вадима, - одевай рубашку, - полковник поднял трубку телефона, нажал кнопку, - дежурный, пришли дежурного опера!
Из коридора донеслись крики, дверь приоткрылась, показалось уже знакомое широкое лицо.
- Разрешите? - мордатый вошел. - Старший лейтенант Козымаев по вашему приказанию прибыл.
- Козымаев, по этому делу с тобой остается городской опер, слушай его. Сейчас ведите этого героя в камеру, Мокшанцев, потом вернешься на минуту.
Та же вонючая камера, но уже без Карбюратора. Дверь в комнату досмотра открыта, из окна серый свет. Утро. Махно сел, прижался спиной к холодной шершавой стене. Прислонился затылком, кожей ощутил неровности штукатурки. Внезапно захотелось спать. Вадим закрыл глаза. Закрутились картинки предыдущего вечера. Видения были столь отчетливы, он действовал и одновременно наблюдал со стороны. «Нет, Гарий!» Тянул руку и не мог дотянуться, остановить друга.
- Хуйли ты спишь, ублюдок!
Вадим вздрогнул, открыл глаза. Дверь в камеру была открыта, в силуэтах угадывались Мокшанцев и Козымаев.
- Вставай! - голос Мокшанцева. - Руки! Не так, спиной повернись!
Вадим повернулся, в запястья врезались полоски железа.
- Двигай!
Пустой коридор, поворот, дверь с табличкой «Оперуполномоченный».
- Хуйли смотришь! Входи, будь как дома! - Мокшанцев толкнул в спину.
Кабинет три на четыре метра, грязные стены, слева диван, прямо шкаф, справа два стола вплотную, окно с решеткой. Судя по золотой полоске в ижней части блеклого неба — рассвет.
- К стене встал!
Вадим шагнул вправо, Мокшанцев повернул ключ в дверном замке. Козымаев сел за стол, Мокшанцев упал на диван. Оба смотрели на задержанного.
- Поговорим? - глаза у Мокшанцева почти белые точь-в-точь как у Борьки-Карбюратора.
Вадим вздохнул и покачал головой.
- Не хочешь. Брезгуешь! Западло! Крутой типа! - тщедушный опер заводил себя.
