– А это что?
Я взглянула на бумажку в руках Главного: что только не заваляется в старых папках! Это было сто лет назад, в начале девяностых, – разрешение кооперативу Андрея на внешнеэкономическую деятельность, подпись «В.В. Путин».
– Что вас удивляет? Путин работал в Питере. Питер – маленький город…
– Вы что, ЗНАКОМЫ? – прошептал Главный.
– Мы? А-а, да… Да. Мы хорошо знакомы. Храним разрешение на внешнеэкономическую деятельность на память о нашей дружбе. Тут еще должна быть записка: «Душеньке Андрею в знак приятнейших воспоминаний».
– Врете… – неуверенно сказал Главный.
– Нет, не вру! Мы в одной школе учились. Вот видите, мой аттестат, двести восемьдесят первая школа. Хотите, скажу, как звали нашу с Путиным учительницу истории? Тамара Зиновьевна, ну что, съели?…Теперь можно моим друзьям войти? Путин вас не похвалит, если у Алены коленка разболится.
– Вынесите на лестницу четыре стула, – велел своим людям Главный.
Знакомство с президентом оценено в четыре стула?
Обыск в кабинете длился четыре часа (четыре часа мои прекрасные друзья, как оловянные солдатики, стояли на лестнице перед вышибленной дверью, Никита от стульев отказался, с угрожающей интонацией сказал «мы уж лучше постоим»), – и закончился. До этого я считала, что в мире есть знания, которые никогда мне не пригодятся: как ориентироваться по мхам, как сделать своими руками телескоп или юридические знания. Но теперь, после этого, я юридически образована: не подписала протокол обыска. Никита с Ильей кричали в дверной проем, что обыск должен проводиться в присутствии адвоката, – а где адвокат?! Вот я и не подписала!
Главный сходил на лестницу, вернулся с адвокатом, строгим мальчиком лет тридцати. Не то чтобы у нас на лестнице есть все, что хочешь, включая адвоката, – адвоката вызвал Никита. Адвокат изучил протокол, я подписала, и это было – все.
Но вот что интересно: половину квартиры не обыскали. А ведь это была многообещающая половина: кухня, кладовка размером с комнату, черный ход. Любой здравомыслящий человек устроил бы склад наркотиков в кладовке и на черном ходу! На черном ходу у нас хранятся лыжи, финские санки, чемоданы, шесть стульев, диван и два кресла. Андрей не разрешает выбросить мебель, потому что когда-нибудь он починит стулья и обобьет диван и кресла красивой тканью, и мы сможем их кому-то отдать. Но они не заглянули в многообещающую половину квартиры, – устали, захотели спать, надоело?…
Прав Никита, говоря, что мы народ с особым путем развития: даже во время обыска у нас особый путь, мимо кладовки и черного хода. Илья тоже прав, уверяя, что в этой стране не будет толка, – в этой стране даже обыск не могут закончить, могут только прекратить.
