– Протестую! Достойные, недостойные… что за формулировка? Это какой-то расизм, – крикнул со своего места Борнштайн.
– Ваша честь, защита отрицает, что люди отличаются друг от друга не только внешне. Вы с этим согласны?
– Кончайте перебранки, господа, – сказал судья. – Мне как раз сообщили из кухни, что обед готов. Встретимся через час…
Он не успел договорить, как половина публики была уже у дверей. Присяжные не пожелали отставать от других.
Как оказалось, столовая, где они завтракали, предназначалась для избранных. Чем руководствовались хозяева и где питались остальные, было неизвестно. Музыкантов, накануне игравших на террасе, теперь разместили на возвышении. Репертуар Регина сочла неудачным: квартет Брукнера был слишком сложен и казался неуместным и для утренней поры, и для этой обстановки. Не желая ни с кем общаться, она не смотрела по сторонам, однако это не избавило ее от назойливости окружающих.
– Представьте, дорогая, нас посадили у двери в кухню. Вы бы не могли подтвердить, что мой муж был начальником ведомства?
Регина знала в лицо женщину в жоржетовом платье, но и двух слов с ней никогда не сказала.
– Боюсь, если я за вас походатайствую, вам достанется столик в коридоре, – ответила она, исходя из своих представлений о ситуации.
– Вы так полагаете? В таком случае не буду мешать. Приятного аппетита. Прелестный у вас сынок… – И исчезла еще быстрее, чем появилась.
Марек как раз вернулся за столик – он отдавал вечное перо, которое якобы понадобилось Янушу Корчаку. Регина не поняла, что за перо, причем тут Корчак…
– Простите, я могу присесть? На секундочку.
Это уже было чересчур. Регина раздраженно подняла голову, и сердце у нее подскочило к горлу. Возле столика стоял прокурор – будь у нее оружие, она всадила бы ему пулю в лучшем случае в голень. У ее отца был маленький инкрустированный браунинг, но он побоялся взять его с собой в гетто и оставил на хранение дворнику, пану Стасяку. В голове у Регины пролетели сотни вариантов, которыми можно было бы заменить выстрел, однако победил здравый смысл и желание хоть что-нибудь узнать, пускай даже от врага. И она молча указала ему на стул.
– Разрешите представиться. Вильский, Ян Вильский. Поскольку у нас в Лодзи нет высшего учебного заведения – если, разумеется, не считать Вшехницы[19], куда даже не требуется аттестат зрелости, – родители отправили меня в Варшаву. Как и вы, я учился на юридическом, но не имел чести быть вами замеченным. Нет-нет, у меня нет никаких претензий, к тому же я был на курс старше…
