Вот почему в этот вторник в конце апреля он входил в парк с душою, полною надежды и страха. Позади были три дня терзаний и сомнений, три дня тревоги, и потому теперь в его глазах, пытавшихся отыскать Лауру, горела даже страсть, что вполне гармонировало с состоянием природы, пробуждавшей в душе такие забытые чувства, как любовь или страдание.
Он увидел Лауру на ее обычном месте – под ивой, единственной в этом маленьком, почти всегда безлюдном парке. Он с облегчением вздохнул и с деланым равнодушием направился в ее сторону. Инес заметила его издалека, но сразу же отвернулась, и Хулио не пришлось притворяться и изображать радость от встречи с ней.
– Привет, Лаура, – произнес он, садясь на скамейку.
– Привет. У тебя есть сегодняшняя газета?
– Есть.
– Мне нужно кое-что посмотреть.
Хулио подал ей газету, и она, отложив в сторону вязанье, начала перелистывать страницы, словно хотела что-то найти.
Хулио между тем успокоился, волнение в его душе улеглось. Сейчас, когда он был рядом с этой женщиной, переполнявшее его чувство любви перестало быть мучительным.
Они сидели на скамейке одни – другие женщины почему-то не пришли, – вечер был необыкновенно хорош, и ему показалось, что одиночество последних месяцев было случайностью, затянувшейся случайностью, которая скоро минет: пройдет, как проходит все в этой жизни.
– Что случилось в пятницу? – спросил он.
– Дочка приболела. Весенняя простуда. Как обычно.
– Я тоже хожу простуженный. У нее температура была?
– Небольшая.
– Это десять домострессов. А где сегодня твои подруги?
– Повели детей в кино.
– А ты?
– Я не пошла.
Оба улыбнулись.
– Что ты ищешь в газете? – поинтересовался Хулио, помолчав немного.
– Так, ничего особенного. Кое-что о телевидении.
– Инес у тебя такая хорошенькая! – заметил Хулио, глядя на девочку, которая по-прежнему играла в стороне от них.
– Это правда, – благодарно улыбнулась Лаура.
Хулио еще некоторое время смотрел на Инес, словно его интересовали ее игры, а сам в это время думал, что те несколько фраз, которыми они с Лаурой обменялись, едва ли можно назвать разговором, что их общение – если это можно назвать общением – происходило не на уровне слов и даже не на уровне взглядов (хотя последние играли свою, и немаловажную, роль). И все же это было общение, это был разговор – совершенно необъяснимый, происходивший помимо воли собеседников. И разговор этот не прошел для Хулио даром: он чувствовал, как с каждой минутой в нем растет желание, как в его давно разучившейся любить душе вновь разгорается страсть.
