- Да, - ответил он, улыбнувшись. - Я в полном порядке. - Но в следующие несколько минут улыбка померкла и исчезла. Он чуть сузил глаза, скорее чувствуя, чем видя скрюченные деревья, стоящие у дороги. Наконец впереди показался мерцающий желтый огонек, отмечавший поворот на Эшавэй. Эван притормозил микроавтобус, свернул налево, и вскоре они ехали мимо кладбища с его рядами могильных камней. На улицах Вифаниина Греха в большинстве домов горел свет: тут - в гостиной, тут - в ванной, в спальне, на кухне. Фонари на крыльце светились белым или бледно-желтым. Эван почувствовал успокоение при мысли о том, что жители Вифаниина Греха устраиваются сейчас на ночь: читают газеты, смотрят телевизор, разговаривают о том, что произошло за день, готовятся к следующему дню. На мгновение он представил себе, что может видеть сквозь эти стены и наблюдать, как множество семей в Вифаниином Грехе, сидящих в безопасности и уюте своих привлекательных кирпичных и деревянных домиков, проходит через ежедневную рутину своей жизни. Но в глубине души что-то постоянно его изводило, и он не мог понять, что это такое.
Через несколько секунд, когда они были за пару улиц от Мак-Клейн, Кэй кивнула и сказала:
- Сегодня ночью по-настоящему тихо, правда?
И в этот момент он понял.
Он медленно сбросил скорость автомобиля. Кэй посмотрела на него, сначала удивленно, потом с раздражением, затем озабоченно. Он подъехал к изгибу дороги перед белым двухэтажным домом с дымоходом. Свет горел за белыми шторами в большом окне. Верхняя часть дома была темной. Эван заглушил двигатель и прислушался.
- Папа, - спросила Лори с заднего сиденья, - почему ты здесь остановился?
- Т-с-с-с, - прошептал Эван. Кэй начала что-то говорить, но он покачал головой. Она смотрела в его глаза, чувствуя, как клещи страха сжимают ее внутренности.
Не выдержав долгого молчания, она спросила:
- Что ты делаешь?
- Слушаю, - спросил он.
- Что?
- Что ты слышишь? - спросил ее Эван.
- Ничего. Здесь нечего слушать.
- Правильно, - сказал он, кивнув. Когда он посмотрел на нее, он увидел, что она не поняла. - Никакого шума, - сказал он ей. - Ни звука машин. Никакого шума от радио и телевидения. Ни звука от разговоров, просачивающихся через открытые окна или вокруг нас. Никто не бубнит себе под нос, не разговаривает, не спорит, не...
- Эван, - сказала Кэй с той интонацией, которой пользовалась, когда считала, что он ведет себя как ребенок. - О чем ты говоришь?
