Я и был пьяным. Абсолютно трезвым и в то же время восхитительно пьяным, от какой-то мистической невозможности всего происходящего, от осознания того, что этот красивый бог может желать меня.
"Я же натурал", - в последний раз подумал я, а потом мне стало ПОФИГ, потому что Санька сел со мной рядом и, пользуясь темнотой, положил руку мне на талию, слегка притянув к себе, касаясь бедром. По телу словно прошёлся тёплый и в то же время сладостно острый прилив, состоящий из сотен восхитительных мурашек.
Мы не разговаривали, нам не нужны были слова. Мы сидели молча, играя в этот непонятный окружающим восхитительный язык взглядов и лёгких, словно случайных, прикосновений, прекрасно понимая, что происходит и в то же время оставляя друг другу какую то последнюю возможность ВЫЙТИ из этой игры.
Я расплатился за такси. Кажется, у меня дрожали руки. Санька наблюдал за мной в лёгкой, какой-то грустной задумчивости.
А затем, когда мы оказались в парадной, он просто подошёл и притиснул меня к стене, вжимая в своё тело и давая понять, что ЭТО уже не игра. Грань пройдена, и осталось сделать лишь последний шаг.
Я сам потянулся к его губам, зарываясь руками в густые, пахнущие табаком волосы, шаря по гибкому жилистому телу, пытаясь стянуть с него одежду прямо на лестничной площадке. Санька принял правила игры, но в то же время позволил себе слегка вести и добавлять новые элементы. Целуясь со мной, он переместил нас в лифт, не отрываясь от меня, нажал на этаж.
Лёгкая заминка возникла на входе, когда нужно было оторваться друг от друга и отрыть эту чёртову дверь. Честно говоря, я боялся, что как только мы отвлечемся, то уже не сможем повторить. Какая-то идиотская мысль, вызванная внутренним страхом перед тем, ЧТО я творю.
Но Санька решил даже её. Впихнул мне ключи и, безжалостно развернув лицом к замочной скважине, обнял, приникая со спины и запуская ладони под рубашку, вытаскивая её из брюк. Целуя в шею, в ухо, в затылок, не забывая исследовать всё то, что ему досталось, целомудренно знакомясь с моим торсом без попыток куда-нибудь залезть. Но мне хватило и этого. Чёрт, я еле сумел открыть эту сволочную дверь! Когда мы ввалились в прихожую, у меня был такой стояк, что хотелось лезть на стену и трахать всё, что движется. Да и вообще, делать всё, что угодно, лишь бы это не прекращалось; для того, чтобы не надо было думать, ну хотя бы пока!
А вот Санька меня удивил. Доведя до грани, отстранился и, поцеловав уже не взасос, легко, с какой-то необыкновенной теплотой сказал тихо:
