– Ну что, петушок? – его лицо оказалось совсем близко от меня, дыхание было горячим и смрадным, меня передёрнуло от отвращения. – Довыделывался? Сейчас я прирежу тебя. А это больно – когда прирезают. Ты на кого шерсть поднимаешь?! Ты у Тайсона сосать будешь! Ты у меня сейчас сосать будешь! На колени! Быстро, кишки выпущу!
Зря он сказал “на колени!” До этого момента всё шло у него, как он и задумывал. Я стоял, не смея пошевелиться. Потому что знал, что нож – это очень серьёзно. Потому что на всю жизнь запомнил, как на моих глазах чуть не погиб от ножа Олег. Вряд ли Питон собирается меня и вправду резать. Но проверять, так ли это, никакого желания не было. Я просто стоял, замерев от страха. А он, усиливая свой напор, ломал меня. Может, у него и получилось бы. Но он перестарался, перегнул палку. Не надо было ему говорить мне “на колени!” Потому что когда-то я видел, как на самом деле становился на колени несчастный пацан…
Я сделал вид, что сломался и собираюсь действительно опуститься перед Питоном на колени, но что мне мешает остриё, которое Питон упёр, почти воткнул мне в бок. Питон немного ослабил нажим, и тогда я, коротко повернув бёдра (при этом острие опять глубже врезалось в моё тело, но это уже не имело значения), просто сшиб Питона на пол яростной “затрещиной”, ударом ладонью по уху. С радостным удовлетворением почувствовал, как удар тяжко отдался в плече, что получился он очень нешуточным, гораздо сильнее той оплеухи, которой я вчера наградил Хирурга. Затем я безжалостно ударил каблуком по сжатому правому кулаку Питона, втаптывая его кисть в пол.
Под каблуком что-то противно хрустнуло, тело лежащего Питона безвольно дернулось, но я, не обращая внимание, ещё раз пнул его руку. Из неё выпали ножницы, маленькие маникюрные ножницы. Острый кончик этих ножниц выступал из кулака Питона не больше, чем на сантиметр, он вовсе не собирался меня резать, просто брал на испуг. И это у него чуть было не получилось: когда он воткнул этот кончик мне под ребро, я был почти уверен, что это нож, что я на волосок от гибели.
Оставив “отключенного” Питона лежать на заплёванном полу, я прошёл сквозь мгновенно собравшуюся возле туалетной двери толпу любопытных (пацаны шарахнулись от меня в стороны как от чумного) и спокойно отправился в свой класс. Видно, за последние сутки на меня навалилось столько острых переживаний, что новым уже просто не было места. Происшествие с Питоном оставило меня равнодушным. Приступ парализующего страха уничтожила вспышка ослепляющей ненависти и тут же исчезла без следа. Теперь я не чувствовал ни жалости, ни страха, ни злобы. Было только лёгкое удивление от того, как же всё-таки сильно я изменился со вчерашнего дня.
