Обернувшись к двери, Леа заметила устремленный на нее горящий взгляд. И не обманулась на счет его значения. Она любила эти недвусмысленные упорные взгляды. Хотя тот, кто смотрел, и был ей ненавистен, она испытала жгучий укол удовольствия, от которого сжала ноги. Легкое движение не ускользнуло от Франсуа Тавернье, который улыбнулся с чувством самодовольного самца. Улыбка вызвала раздражение у Леа, не догадывавшейся, что за ней скрывается более серьезное чувство.
— Вы что, приросли к месту?
— Смотрю на вас.
Вложенная в эту фразу сила еще больше раздразнила девушку. С нарочитой неторопливостью она поднялась.
— Пошли отсюда, — обратилась она к братьям Лефеврам. — И здесь нельзя посидеть спокойно.
Не дожидаясь их, она направилась в гостиную. Когда она проходила мимо Франсуа Тавернье, тот ее остановил, схватив за руку, и напряженно произнес:
— Не люблю, когда со мной так обращаются.
— Тем не менее, вам следует к этому привыкать, если, на мою беду, нам еще предстоит встречаться. Отпустите меня.
— Прежде… позвольте дать вам совет… да, знаю, он вам ни к чему. Не оставайтесь в Париже, скоро здесь будет опасно.
— Вы наверняка ошибаетесь. Раз вы здесь, а не на фронте, как все мужчины, достойные ими называться, опасно не будет.
От оскорбления он побледнел, скулы заходили, взгляд стал злым.
— Не будь вы девчонкой, я ответил бы вам кулаком.
— Не сомневаюсь в том, что женщины — единственный противник, с которым вы умеете воевать. Отпустите меня, вы делаете мне больно.
Без видимой причины он разразился громким хохотом, заглушившим шум разговоров. И отпустил руку, на которой остались красные пятна.
— Вы правы, только среди женщин есть достойные меня противники, и, должен признать, я не всегда их побеждаю.
— Меня удивляет, что вы вообще побеждаете.
— Еще сами убедитесь.
— Уже убедилась, месье.
Леа подошла к Камилле, болтавшей с одной из своих приятельниц.
— У меня создалось впечатление, что наша юная подруга что-то не поделила с Тавернье, — заметила молодая красивая женщина.
Леа посмотрела на нее с тем высокомерным видом, который иной раз принимала, если ей задавали нескромный вопрос.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Хорошо знающая месье Тавернье мадам Мюльштейн рассказывала нам о нем в самых лестных выражениях, — торопливо вмешалась Камилла.
Леа не ответила, ожидая продолжения с едва скрываемым вызовом.
— Мой отец и мой муж весьма его уважают. Лишь он один помог мне добиться, чтобы их выпустили из Германии.
