— Привет, Леа. У меня еще не было времени с тобой поздороваться, — поклонившись, сказал Лоран. — Камилла, ты помнишь Леа?
— Конечно, я ее и не забывала, — сказала Камилла. — Как бы я могла ее позабыть?
Глядя на соперницу, которую считала ниже себя, Леа встала. Она напряглась, когда Камилла расцеловала ее в обе щеки.
— Лоран мне так много о тебе говорил. Мне хочется, чтобы мы стали друзьями.
Она словно бы не замечала неохоты, с которой Леа отвечала на ее поцелуи. Камилла вытолкнула перед собой скромно выглядевшего юношу, своего брата.
— Ты припоминаешь моего брата Клода? Он умирает от желания снова с тобой встретиться.
— Здравствуй, Леа.
Как похож он был на свою сестру!
— Пойдем, дорогая. Нельзя забывать и остальных приглашенных.
Леа с таким чувством обреченности посмотрела им вслед, что с трудом сдержала слезы.
— Могу я к вам присоединиться?
— Уступи ему свое место, — резко сказала Леа, толкнув сидевшего справа от нее, Рауля Лефевра.
Удивленный и огорченный Рауль поднялся и подошел к брату.
— Ты не находишь, что сегодня Леа какая-то странная?
Не отвечая, Жан пожал плечами.
Леа протянула Клоду заваленную копченостями тарелку.
— Держите, я к ней не прикасалась.
Взяв тарелку и покраснев, Клод поблагодарил ее.
— Вы еще побудете в Белых Скалах?
— Не думаю, если учесть, что готовится…
Леа не слушала. Ее внезапно пронзила мысль: «Ведь Лоран даже не знает, что я его люблю».
На ее лице это открытие отразилось таким облегчением, сопровождалось таким взрывом веселого смеха, что все изумленно на нее посмотрели. Поднявшись, она направилась к купе деревьев, которую называли рощицей. Клод д'Аржила и Жан Лефевр бросились за ней. Но она их осадила без всяких церемоний.
С виноватым видом они прошли к дому, где сгрудились приглашенные.
— Ты считаешь, что будем воевать? — спросил Рауль Лефевр у Алена де Рюссе, который был чуть старше него, а потому выглядел более способным дать серьезный ответ.
— В этом нет никакого сомнения, вы же слышали передачу вчера вечером: немедленное возвращение Данцига Германии вслед за предложениями, изложенными Гитлером польскому уполномоченному, предъявленный Польше ультиматум, истекающий вечером 30 августа. Сегодня 1 сентября. Можете быть уверены, что в этот час гауляйтер Форстер провозгласил присоединение Данцига к рейху, а Германия вторглась в Польшу.
— Значит, война? — произнес внезапно охрипшим голосом Жан Лсфевр.
— Да, это война.
— Здорово, пойдем сражаться, — хвастливо воскликнул Люсьен Бушардо.
