Авеню Анри-Мартен, 101 | страница 12
— Ах! Хотела бы я это видеть! Наверное, они даже не осмеливаются раздеться, чтобы войти в воду.
— Нехорошо насмехаться над ними, мадемуазель Леа. Жизнь здесь очень тяжела. Нас преследуют холод и голод. А еще страх.
— Чего вам бояться? Вы ничем не рискуете.
— Кто знает, мадемуазель. Помните ту даму, со второго этажа, к которой ваши тетушки иногда заходили на чай?..
— Мадам Леви?
— Да. Так вот, за ней пришли немцы. Она была больна, так они вытащили ее из постели и увезли прямо в ночной рубашке. Мадемуазель Альбертина обратилась к господину Тавернье…
— Тавернье?..
— …и попросила его узнать, что с ней стало.
— И что же?
— Через несколько дней он пришел, весь бледный, на него было страшно смотреть.
— Что он сказал?
— Что ее увезли в Дранси, а оттуда в лагерь в Германию вместе с тысячью других людей, в основном женщин и детей. Квартиру мадам Леви заняла какая-то актриса, которая живет на широкую ногу и принимает у себя немецких офицеров. Они устраивают страшный шум, но никто не осмеливается пожаловаться, все боятся репрессий.
— Когда господин Тавернье был здесь в последний раз?
— Около трех недель назад. Это он убедил ваших тетушек, чтобы они взяли Франсуазу к себе.
Леа почувствовала, как забилось ее сердце. Франсуа заботился о ее тетушках и сестре…
— Я вас оставлю, мадемуазель. В полдень на улице де Бюси будет привоз рыбы. Если я хочу купить что-нибудь, кроме хвостов, то не должна опаздывать.
Леа быстро умылась, надела голубое шерстяное платье, черный свитер, куртку, натянула толстые носки и зашла в комнату сестры.
Сидя в кровати, в кофточке и розовой шали, освежавшей цвет ее лица, аккуратно причесанная и отдохнувшая, Франсуаза с улыбкой взглянула на Леа.
— Здравствуй. Как тебе спалось? — спросила она. — Я уже несколько месяцев не спала так сладко, как сегодня. Это благодаря тебе.
Леа молча обняла ее.
— Как хорошо, что ты здесь… Теперь я поправлюсь очень быстро. Не хочу пропустить премьеру пьесы Анри де Монтерлана «Мертвая королева».
— А когда она состоится?
— Восьмого декабря в «Комеди Франсез».
— Восьмого декабря! Но это же послезавтра.
— Ну и что? Малыш родится не раньше, чем через месяц, и я чувствую себя очень хорошо. Ждать ребенка — это не болезнь. Ты узнаешь, когда придет твоя очередь.
— Надеюсь, что никогда.
— Почему? Это так чудесно — ждать ребенка от человека, которого любишь!
По застывшему лицу Леа Франсуаза поняла, что зашла слишком далеко. Она покраснела и опустила голову. Затем, собрав все свое мужество, посмотрела Леа в глаза и произнесла дрожащим голосом: