— Леа, не принимайте нас за идиотов. Когда я был в Лангоне, мы получали десятки писем с доносами на вас и мадам д’Аржила. Многие из них мы с Фредериком уничтожили, хотя в некоторых из них содержались серьезные улики. Поскольку речь там шла о курьере из одной зоны в другую, мы могли закрыть на это глаза. Но сейчас дело обстоит гораздо серьезнее, и обвинения в адрес мадам д’Аржила, если они будут доказаны, могут привести к смертной казни. Ваша подруга — пешка в руках Дозе, которую он хочет использовать в надежде на то, что Лоран д’Аожила и его люди совершат ошибку, пытаясь ее освободить. К счастью, он, кажется, не думает, что она действительно знает, где ее муж и чем он занимается… Поэтому он был очень осторожен во время допросов. Тем более, что знает о семейных связях, объединяющих вашего дядю, Люка Дельмаса, с нашими соотечественниками.
Перед глазами Леа встало истерзанное лицо Сары Мюльштейн.
— Я знаю, что ваши друзья из гестапо делают с теми, кого допрашивают, и как содержатся ваши пленники.
— Мне самому это очень не нравится. Но вы не должны знать этого. Во имя вашего будущего спокойствия умоляю забыть об этом.
Леа в ярости вскочила со своего места:
— Забыть!.. Вы осмеливаетесь советовать мне забыть о том, что ваши люди делают с мужчинами, женщинами и детьми! А вы знаете, что Ги Моке было семнадцать лет, когда в сентябре прошлого года в Суже расстреляли его и остальных за покушение, совершенное в Париже?! Вы знаете, что их было семьдесят человек? А эта старая еврейка, подруга моих тетушек, которую увезли в один из ваших лагерей, а она, плача, говорила: «Месье, это, должно быть, ошибка, я — француженка, мой муж был убит на войне 14-го года, а сын арестован за то, что сражался за Францию»…
Франсуаза взяла ее за руку.
— Прошу тебя, замолчи.
— Не трогай меня! Оставь меня!
— Леа, я понимаю вас, но это — война; ни я, ни вы многому не в силах помешать. Обещаю вам сделать для мадам д’Аржила все, что могу, и что не заденет чести солдата. Но во имя вашей собственной безопасности и безопасности ваших близких, умоляю не повторять на людях то, что вы мне только что сказали.
— Можете вы мне обещать, что то, что я расскажу вам о содержании Камиллы в форте «А», не будет использовано против нее?
Прежде чем ответить, Отто Крамер на несколько мгновений задумался.
— Обещаю.
— Мы могли бы поговорить наедине?
Франсуаза встала:
— Пойдемте, Фредерик, видите, мы мешаем.
До чего же она могла быть неприятной со своим жеманством! Еще совсем маленькой Франсуаза была уже очень обидчивой, что очень раздражало Леа и вызывало насмешки отца.
