Авеню Анри-Мартен, 101 | страница 102
До площади Этуаль Леа доехала на метро.
Едва переступив порог, она возненавидела квартиру на авеню Ваграм. Сестра и Отто Крамер сняли уже меблированную квартиру у известного врача, который парижской атмосфере предпочел воздух Лазурного Берега.
— Наверняка еврей, — сказала о нем Франсуаза.
Это замечание покоробило Леа.
— Это явно не похоже на апартаменты добропорядочных бордоских буржуа, предпочитающих скрывать свое богатство. Здесь же, наоборот, оно выставлено напоказ. Здесь даже слишком много роскоши.
— Я тоже так думаю, — рассмеявшись, сказал Отто Крамер, — но мы очень спешили. Как вы красивы и элегантны! Пойдемте, мы покажем вам детскую, вы увидите, как хорошо устроился там ваш племянник.
Детская оказалась большой и светлой комнатой, где они нашли Фредерика Ханке, который укачивал, пожалуй, слишком сильно, своего крестника, пытаясь унять его крик.
— A-а, теперь вы убедились, что ребенок просто голоден! — носкликнул он при их появлении. — Леа, как я рад вас видеть… Не хотели бы вы использовать свой авторитет крестной?
Леа осторожно взяла малыша и сказала, укладывая его в колыбель:
— А теперь ты будешь послушным и уснешь.
К всеобщему изумлению, ребенок умолк и закрыл глаза.
— Браво! Какой авторитет! Вам стоило бы приходить почаще, поскольку ни мать, ни мы не могли его успокоить, — сказал Отто.
— Мы поговорим об этом позднее… когда он проснется! А сейчас я хочу попросить вас об услуге: мне необходимо поскорее вернуться в Монтийяк, но я не могу отправиться в Бордо, поскольку мой аусвайс просрочен.
Леа протянула Отто карточку с вытисненным на ней гитлеровским орлом, закрывавшим часть ее фотографии.
— Завтра я передам вам новое разрешение. А скоро оно вам вообще не понадобится, поскольку демаркационную линию отменяют в связи с оккупацией южной зоны.
— Я знаю, — сказала Леа печальней, чем ей хотелось.
— О! Извините меня, я огорчил вас. Когда-нибудь ваша страна вновь будет свободной, а наши две нации примирятся и объединятся.
Она не ответила, но немецкие офицеры отчетливо прочитали в ее глазах: «никогда».
Они прошли в столовую, где стоял роскошно накрытый стол.
— Нас будет только четверо?
— Вам это неприятно? Мы подумали, что у вас нет никакого желания оказаться в компании моих соотечественников.
— Благодарю вас, очень приятно, что вы об этом подумали.
Леа так боялась очутиться среди немецких офицеров в форме, что испытала настоящее облегчение; к ней вернулось хорошее настроение. Тем более, что Отто и Фредерик были в штатском…