— Смотри на него и отвечай, — скомандовал священник, — Ведомо ли тебе, где «Ла Малис»?
— Нет.
Ястреб переминался на груди умирающего с лапы на лапу, цепляя когтями старенькое одеяло, и вдруг с невероятной быстротой ударил графа клювом. Старик закричал.
— Тише, тише… — без выражения пробормотал священник.
Ястреб вырвал левый глаз, оставив перемешанную с кровью желеобразную массу стекать по небритой щеке графа. Умирающий выл. Священник убрал птицу:
— «Калад» считает, что ты врёшь. Хочешь сохранить второе око, говори правду. Где «Ла Малис»?
— Я не знаю! — простонал изувеченный.
Священник помолчал. Трещал огонь в камине, дым ел глаза.
— Ты врёшь. «Калад» не ошибается. Ты врёшь, хотя вот-вот предстанешь перед Господом. Плюёшь в лицо Создателю.
— Я… не… плюю…
— Где «Ла Малис»?
— От-ткуда мне з-знать?
— Ты Планшар, а все Планшары — еретики!
— Нет! — выкрикнул граф, — Кто ты? Кто ты такой?
— Для тебя я отец Калад, ибо в моей власти отправить тебя в ад либо в рай.
— Причасти меня!
— Я скорее причащу дьявола, — холодно ответствовал назвавшийся отцом Каладом.
Час спустя граф был слеп на оба глаза и без сознания, а священник убедился в том, что тот действительно не ведает местонахождения «Ла Малис». Кожаный колпачок вернулся на голову птицы, а сам ястреб — на руку отца Калада. Священник кивнул на старика одному из латников:
— К хозяину его.
— К хозяину? — не понял тот.
— К сатане.
— Ради всего святого… — простонал очнувшийся граф.
Латник сел на него верхом и прижал к окровавленному лицу подушку, набитую комьями овечьей шерсти. Дёргался граф гораздо дольше, чем можно было бы ожидать от человека его возраста.
— Мы втроём поедем в Авиньон, — угрюмо оповестил спутников священник, — Остальным перерыть здесь всё, до последнего камня разобрать развалины, если понадобится!
Священник уехал по дороге на Авиньон, а днём позже снег выбелил суковатые оливы в долине ниже замка умершего графа.
Наутро снег растаял, а неделей позже пришли англичане.
