Однако – его больше не было, и никто больше не делал великих архитектурных открытий. Старые чертежи Райта «перерабатывались» для создания проектов «в стиле Райта» – что он сам, неутомимый новатор и первооткрыватель, отверг бы с негодованием. Уникальный гений, он не мог «научить» своих учеников быть столь же дерзновенными, каким был он сам.
Правда, трое сыновей Райта от первого брака (у него было много детей) стали архитекторами. Но об этом в Талиесине не упоминалось, как будто существовала лишь одна его дочь – Иованна. Я узнала впоследствии, что война между первыми детьми Райта и Ольгиванной началась из-за завещания, в котором Райт оставил все ей и Товариществу, – как будто никого более не существовало. Эти факты просочились в книги и биографии Райта (например, в написанную в 1973 году Робертом Тумбли). Но миссис Райт также написала ряд книг о Райте и о Товариществе, где она отстаивала свое право и место рядом с ним и даже говорила о себе как о его «вдохновительнице». После смерти Райта Товариществу пришлось выплатить налоги за многие годы, которые Райт отказывался платить. Он «не признавал» подоходный налог… Только с помощью продажи огромных коллекций восточного искусства, которые Райт оставил вдове, удалось выплатить долги и тем сохранить самое существование Товарищества.
Теперь же вдова возглавляла буквально все здесь, и не без основания. У миссис Райт безусловно были большие способности вести бизнес, находить клиентов, организовывать рекламу и вести счет деньгам. У нее была трезвая голова и циничный взгляд на жизнь. Она вносила поправки даже в архитектурные проекты, модифицируя их, и ее бывший зять, Вэс Питере, безоговорочно принимал ее суждения. Райт, должно быть, переворачивался в гробу. Вэс всегда сидел молча, как камень (Питер, Петр и есть «камень»), за красным полированным столом, слушая миссис Райт, как она с высокомерием вещала прописные истины своему «детскому саду». Казалось, что его это совсем не касалось. Это была защитная реакция, выработанная годами. «Я не позволяю курить на нашей территории!» – произносила она низким голосом в своей медленной, многозначительной манере, если гость за столом в рассеянности вынимал сигарету. Никто здесь на самом деле не курил (исключая одну приближенную даму, которой было можно все).
Миссис Райт испытывала глубокий страх к огню, к горящим каминам, к незатушенным сигаретам: Талиесин пережил несколько больших пожаров в прошлом. Студенты в рубашках с оборками стояли за стульями, прислуживая, а после обеда ее любимцам разрешалось проводить ее в спальню. Все внимали каждому ее слову в молчании. Старые шутки Райта повторялись изо дня в день, и все с готовностью вновь и вновь смеялись. Все это было как в театре, и многие гости высмеивали Ольгу Ивановну, находясь, правда, уже на далеком расстоянии от нее. Но в ее присутствии и они только кивали. После трех лет в Америке, уже привыкшая к беззаботности, веселости, ненапряженности поведения вокруг меня, я удивлялась: где я нахожусь? Все, что напоминало мне хотя бы отдаленно или намеком мою советую Россию – с ее контролем, запретами и всеобщей угнетенностью, – даже тень подобных взаимоотношений, вызывало у меня в лучшем случае – смех; а в худшем случае – депрессию. Я говорила об этом мужу, но он, казалось, даже не слышал меня. Он был слишком занят проектом второй виллы для принцессы Шамс Пехлеви. Тогда я просто уходила в нашу комнату и сидела там, пока не наступала пора переодеться и выйти к гостям.
