Несколько раз ему все же удалось попасть в цель, и только тогда Кособокий наконец подал голос.
— Кто-то идет по тропе позади нас, — сказал он.
Принц Аматус опустил мушкет и стал протирать дуло и проверять, хорошо ли работает курок. И тут маленький мальчик, одетый в лохмотья, но при этом довольно-таки упитанный, появился из-за деревьев.
— В чем дело? — спросил принц.
— Прошу вас, господин… моя мама… моя бабушка говорит, что порой людей спасает прикосновение принца, они поправляются от болезни, когда болезнь зага… зага…
— Загадочная, — закончил за мальчика Аматус, вытащил из мешка тонкий камзол и натянул поверх промокшей одежды. — Это очень древнее поверье, поэтому оно почти наверняка истинное. Веди меня, я пойду с тобой.
В хижине оказалось довольно уютно, насколько может быть уютно в хижине простолюдинов. Дело в том, что и король Бонифаций, и его отец, а до них дед Бонифация были монархами просвещенными и всячески добивались того, чтобы в домах у простонародья обстановка была если не стильная, то хотя бы уютная. Так что в домике, куда мальчик привел Аматуса, оказался деревянный, а не земляной пол, горел огонь в очаге, обложенном камнями, и аппетитно пахло свежевыпеченным хлебом и похлебкой. Но вот лежавшая на лежанке женщина, возле которой сидела ее старушка мать, была бледна и истощена и выглядела гораздо старше своих лет.
Старушка испуганно уставилась на Кособокого, но довольно быстро сообразила, кто это такой, и перестала его бояться. Начальник королевской стражи почтительно поклонился ей, а Аматус откинул капюшон плаща и сказал:
— Сударыня, я сожалею, что нас сюда привело столь печальное событие. Не известно ли вам какое-то иное средство от недуга вашей дочери, нежели мое прикосновение? Если нет, то ведомо ли вам, как именно я должен коснуться вашей дочери?
— В поговорке об этом ничего не сказано, — покачала головой старушка. — А хворь у нее, похоже, в сердце и в крови.
Аматус опустился на колени около лежанки и заметил, как округлились глаза женщины — она поняла, кто перед ней. Принц протянул руку, чтобы успокоить больную. Решив, что бледность говорит о лихорадке, Аматус поступил так, как всегда поступала Психея, когда он болел в детстве: положил руку на лоб больной.
И ему показалось, будто ладонь его коснулась жесткого, колючего ковра. Руку его словно обожгло до самого плеча, под ложечкой противно засосало, будто он съел какую-то пакость, а на сердце стало тоскливо, как в дождливый ноябрьский день, когда вспоминаешь об утраченной любви. Принц отдернул руку и отстранился. Теперь больным себя чувствовал он.
