— Проходите, садитесь и расскажите нам, в чем дело, — распорядился Бонифаций добросердечно. — Что бы ни встревожило моих преданных слуг, небезразлично и мне.
Рассевшись по табуретам, троица ничуть не успокоилась. Затравленно оглядевшись по сторонам, Вирна заговорила первой:
— Ваше величество, вы знаете, наверное… что сегодня у прислуги был пикник? Вот там-то мы и разговорились друг с другом. В промежутке между бегом в мешках и переноской яиц, если точнее. Кое-что… я хочу сказать, всем нам троим кое-что не нравится в этих четверых новичках, которых вы только что наняли на службу, но сами по себе мы бы не пришли, но вот разговорились, и вышло, что если все это соединить… три наших рассказа, то получается…
— Вы заметили что-то неладное? — прервал ее Седрик. — Что-то такое, что вам не нравится?
Вирна покачала головой, тряхнула седой гривой волос.
— Нет, милорд. Про что-то такое определенное пока нельзя сказать. Но все равно…
— Хорошо, — мягко проговорил король. — Быть может, будет лучше, если бы вы просто рассказали нам обо всем, что слышали и видели. Начнем с тебя, Гвин.
Гвин коротко, решительно кивнула и вздернула подбородок, словно солдат, вставший по стойке «смирно». Именно в это мгновение Родерик впервые в жизни обратил на нее пристальное внимание, и от нее это не укрылось. А потому она приступила к изложению событий бодро и приподнято.
— Слушаюсь, государь, — сказала Гвин. — Вышло так, что вчера вечером я была в том крыле дворца, где детская, — выметала черепки и всякое такое и вдруг услышала, как новая нянька поет принцу колыбельную. Голосок у нее, прямо скажем, ничего.
— Неплохой голос, — согласился король.
— Да и мелодия красивая была, — продолжала Гвин, приободрившись. — Слов всех не упомню — не то сказка, не то повесть про мужчину-возницу и уличную танцовщицу, что его полюбила. Вроде бы так. Но припев я запомнила отлично:
Раз — это солнца луч золотой,
Два — роса утренняя,
Три — то герой, что силен и могуч,
А четыре — любовь твоя.
— У тебя тоже приятный голосок, — отметил Седрик. — А песенка просто замечательная.
— Да, господин, спасибо, господин, только теперь я про самое неприятное скажу. Я, чтоб получше услышать, поближе к двери подошла, потому что сама люблю послушать хорошую песню, ну и заглянула в щелочку. Принц уже крепко спал, но нянька все еще пела — решила, видно, что негоже хорошую песню до конца не допеть, или, может, подумала, что принц еще проснуться может.
