Родерик, опытнейший из гвардейцев, — и тот чуть не помер со страха, пытаясь спасти двоих маленьких девчушек. Они упали в сточную канаву и, протягивая к нему ручонки, просили спасти их. Но только он к ним наклонился, они как бросятся на него! На счастье, он успел коснуться обеих жезлом, на который были наложены охранные заклинания, а потом разрубил топором. Вне себя от ужаса и отвращения, Родерик озирался по сторонам и увидел родителей девочек. Те были полумертвы от пережитого кошмара: ведь всего несколько часов назад они, оказывается, схоронили умерших девчушек у дороги до входа в город.
Гвин рассказывала своей внучке, а та впоследствии придворному летописцу, составителю «Хроник», что Родерик не смог уснуть до следующего вечера, хотя на рассвете его сменили на карауле у ворот. Судя по тому, что записано в летописи, мы можем заключить, что Родерик все это время просидел не шевелясь на своем излюбленном стуле, заливаясь слезами, а Гвин гладила его по голове и пела ему песни, которые, как она слышала когда-то, пела Аматусу Психея.
В летописи утверждается, что затем Родерик наконец встал со стула, раздетый, и отправился спать после того, как Гвин додумалась спеть ему «Один — это солнца рассветного луч» — ту самую колыбельную, которую Психея никогда не пела у кроватки Аматуса, пока тот крепко не засыпал. Гвин всегда считала эту колыбельную добрым заклинанием. Самые мудрые ученые мужи в Королевстве всегда в этом сомневались. Можете и сами, если хотите, пропеть эту песенку и увидите, что толку от нее никакого.
Когда взошло солнце, в город хлынули еще более многочисленные толпы беженцев. При свете дня колдуньи могли отдохнуть, и дело пошло быстрее. Гвардейцы же только проверяли поклажу прибывающих, заставляли их выворачивать и переворачивать вверх дном разные вещи. И все же беженцев было такое множество, что очередь за воротами все никак не сокращалась, а наоборот, с каждым часом росла. Те, что еще не успели войти в город, испуганно оглядывались через плечо и смотрели на горизонт: боялись, что враги застигнут их по эту сторону надежных крепостных стен.
Страх нарастал с каждым часом. Хотя значительной части войска Вальдо приходилось днем становиться лагерем, так как свет дня был для нечисти губителен, другая часть армии — живые люди — передвигалась быстро, широким фронтом, сметая все на своем пути. Отрезанные от города лорды забирали, кого могли, к себе в замки, но большинство крестьян, купцов и ремесленников Королевства торопились в столицу, под защиту армии Седрика.
