— Говорят, вы самый лучший стрелок во всем Королевстве, — восхищенно проговорил мальчишка. — Говорят, потому принц вас при себе и держит.
— Что? А? — только и сказал сэр Джон. Вообще-то он слыл человеком учтивым и всегда уделял внимание детям, но сейчас он слишком глубоко задумался о значении записки и карты — О… — Он посмотрел в сияющие восторгом глаза юного лакея и улыбнулся. В этом возрасте и он, бывало, восхищался опытными воинами. — Гм-м-м. Да, безусловно, это был мой самый удачный выстрел, лучше мне вряд ли когда-либо удастся выстрелить, учитывая, сколь многое тут зависело от чистого везения. Но даже если это и не так, то этот выстрел уж точно был самым важным. Боюсь, теперь я должен тебя покинуть. Мне нужно срочно потолковать с премьер-министром.
Сэр Джон улыбнулся лакею, который, стоя перед ним навытяжку, казалось, за время разговора подрос на дюйм, и повернулся к двери.
— Сэр, — осмелился окликнуть его мальчишка. Сэр Джон обернулся.
— Как бы мне научиться вот так стрелять?
Сэр Джон совершенно серьезно ответил:
— Для этого нужны всего три вещи: двадцать лет ежедневных тренировок, отчаянная необходимость попасть в цель, а еще — большая удача.
Мальчик едва заметно улыбнулся.
— Тренируюсь я ежедневно уже три года — с тех пор, как отец позволил мне стрелять, — сообщил он.
Слиттиз-зард поощрил мальчика улыбкой, которую тот запомнил на много лет — нам это точно известно, потому что мы располагаем письмом этого самого младшего лакея, написанным в ту пору, когда он состарился. В письме упоминается улыбка сэра Джона. Лакей пишет, что затем Слитгиз-зард потрепал его по плечу и сказал: «Ну что ж, значит, осталось всего семнадцать лет».
Барон с севера и двое его слуг вышли из зала вместе, склонив головы и о чем-то еле слышно переговариваясь — то ли они были удручены, то ли ошарашены происшествием в тронном зале. Но как только они повернули за угол, как со всех ног рванули к конюшням для гостей. А еще через пару мгновений они уже седлали лошадей.
— Прошу прощенья, господа, могу ли я вам помочь? — поинтересовался невысокого роста, с иголочки одетый грум, приближаясь к ним.
Первый из слуг пробормотал:
— Да, пожалуй что… боюсь, я в этом деле не слишком…
— Ладно, заткнись, Руфус. Я тебе мигом коня оседлаю, — буркнул второй слуга. — Ты прости, мы торопимся. Может, мы и не обязаны своих коней седлать, только тебе-то зачем беспокоиться…
— Да никакого беспокойства, — махнул рукой грум, подойдя поближе. Вот ведь странно: грум как грум, а почему-то все время смотрел под ноги, выбирая, куда ступить. — Только тут ведь что важно-то… — И он протянул руку к седлу.
