— Он хорошо тебя трахал, Архангел?
— Майя, ты совсем спятила!
— Надо мне было захватить с собой пленку, которую я нашла на чердаке. Красивая у тебя была грудь в те времена! Когда я увидела, как он ее лижет, мне все стало ясно.
— Это была сцена из фильма! В то время мы увлекались любительским кино… Что в этом такого ужасного? Я просто играла роль! Тогда была эпоха сексуальной свободы, нашей женской свободы…
— Ты хочешь сказать, что стремление к эмансипации побудило тебя обнажаться перед камерой и позволять мужчине лизать твою грудь? Эмансипация заставила тебя вести себя как шлюха?
— Все наше поколение стремилось реализовать идею свободы… И особенно идею свободы женщин, что и произошло благодаря всеобщему освобождению! Именно мы расшевелили общество. Во всех отношениях! Я гордилась этим! Это было совсем не легко…
— Да что такого ты сделала для свободы? Боролась за освобождение колоний? Сражалась на баррикадах? В шестьдесят восьмом вы сидели тихо и не высовывались! Вся твоя революция заключалась в том, что ты трахалась с двумя парнями поочередно, вот и все!
— Когда ты так говоришь, мне кажется, что передо мной избалованная буржуазочка из хорошей семьи! Тебе даже в голову не приходит, что я была молода, ты ничего не понимаешь в той жизни и в тех чувствах, которые нами двигали! А у тебя самой какие идеалы? Работать, чтобы зарабатывать деньги и украшать свой домик, чтобы он был таким же, как в модном журнале? Выйти замуж за приличного человека, чтобы он обеспечил тебе комфортное существование? А душа, где душа в твоей жизни?
На этот раз Майя не нашлась с ответом. Ее не на шутку раздосадовал тот ее портрет, который нарисовала мать. Она прижала пакет с пластинками к груди и направилась к двери, даже не взглянув на Еву и ничего ей не сказав.
Небо над головой было ярко-голубым. Самый разгар утра… Майя почувствовала себя бесконечно одинокой.
По дороге она обдумывала слова Евы и особенно последний вопрос: есть ли душа в жизни Майи? Не этого ли она сама так настойчиво искала?
Она оставила свою малолитражку на парковке и направилась к дому Мориса. Вход в его жилые апартаменты находился позади старинного особняка, где сейчас размещалась мэрия. Майя нажала кнопку звонка.
Морис закрыл за ней дверь. Нежно поцеловал ее в лоб. Но, судя по его виду, ему не слишком этого хотелось.
— Я тут немного подумала… — начала Майя, входя в комнату.
Они разделили завтрак, приготовленный старой Амели перед уходом. Морис заговорил о деловых встречах, которые предстояли ему сегодня в Экс-ан-Провансе. Он сказал, что надеется на успех переговоров, но устал и не выспался. В этой казенной квартире, где Морис жил после того, как оставил «Старые виноградники» детям, он показался Майе даже более одиноким, чем она сама. Однако в его взгляде светилась бодрость духа, способная противостоять жизни, которая не всегда была к нему благосклонна, но к которой он по-прежнему не утратил вкуса.
