Я хотела пойти вместе со всеми в Гайд-парк, но Ева не разрешила. Так что я осталась одна с Томом, который присматривал за ребенком. И вот тогда-то, дневничок, все и случилось: ребенок заснул, мы были одни, Том и я…
Майе не нужно было читать дальше, чтобы вспомнить. Мягкий летний ветерок в опустевшей просторной квартире… Том принес ей чай и пирожки с маком. Потом поставил пластинку Рави Шанкара[7]. Он всегда улыбался Майе, потому что не говорил по-французски, а она была слишком застенчивой, чтобы пытаться говорить по-английски. Они общались мимикой и жестами.
Том приподнял фиолетовую футболку Майи с вышитым на ней яблоком и начал ласкать ее грудь. Майя до сих пор помнила мягкие прикосновения его рук, запах его волос, когда он склонялся над ней. Оживив в памяти тот день, Майя почувствовала, как ее переполняет нежность к Тому, хотя его черты совсем стерлись из памяти — остались лишь длинные белокурые волосы и запах сандала. Они вдвоем лежали на матрасе, расстеленном на полу, курили травку, потом занялись любовью. Ей было четырнадцать. Тогда же Нейл Армстронг впервые высадился на Луне.
Эта умиротворяющая картина сменилась воспоминаниями об отце, каким он был в ту пору.
Вот Ален сидит по-турецки на полу в гостиной Ашбери. Уже несколько дней он ни с кем не разговаривает. Почти не двигается. Кажется, он полностью оторвался от реальности. Ева и Архангел смеются. Их смешки кажутся отвратительными.
Вот Ален красит стены своей комнаты в черный цвет. Вместо картин он вешает на них похоронные венки, которые Архангел таскает с соседних кладбищ. Ева с некоторых пор рисует при свечах. Они зажигают огромные канделябры. Они спят все втроем, прижавшись друг к другу на широкой полуразвалившейся кровати. По целым дням не выходят из комнаты — разве что иногда послушать музыку. Проигрыватель стоит на лестничной площадке.
В кухне громоздятся горы посуды. Кусок масла растекается на столе. Остатки мясного рагу засыхают в кастрюле. Майя почти не бывает дома. Она идет то к одним, то к другим соседям, чтобы найти хоть немного нежности и внимания, которых ей так не хватает дома.
Пишу тебе, сидя в комнате Мориса. Архангел где-то достал сухой прессованный брикет дури. Сказал, что она из Афганистана. Выглядит необычно — не ломкая на вид, а, скорее, как плотный кусок теста. Морис сказал, что такой цвет — темно-зеленый — у самого лучшего сорта. Я стащила немножко. Архангел этого даже не заметил — он раскрошил весь брикет на кусочки, каждый завернул в фольгу и разбросал по всему дому.
