— Так господь предрешил.
— А что он так предрешил? Сказывают, прежде все боги жили вместе и ели из одной чашки. И наш Христос, и дедов Сварог, и заморский Аллах, и все, какие есть. Перессорились они, споря, кому первым быть, и ушли со своими племенами в разные концы земли. С той поры и затевают племена вражду меж собой, потому что их боги в ссоре.
— Голова у тебя всякой всячины набита, — рассердился Яков.
— Это верно, набита, — согласился Зашиба.
Не то волнует Якова, не божьи споры. Манит его мутная лунная даль, будто откроется за нею такое, о чем всю жизнь тосковал. А тоска эта хуже бессонницы.
Говорят, человек поймет, что есть родина, когда потеряет ее. Говорят, прозреет он и поймет, что есть жизнь, в последний ее миг. Что ищут на земле люди? Что ищет он, Яков, сын кривого Прокши?
— Явился однажды господь перед умирающим с голоду, — снова стал рассказывать Зашиба. — Сказал: — Что ты хочешь? Проси — и я тебе дам. «Дай хлеба», — сказал умирающий с голоду. «Только хлеба? — удивился господь бог. — Проси лучше золота. На золото ты купишь еды сколько хочешь». «Дай золота», — сказал умирающий с голоду. «Только золота? — спросил господь. — Я могу дать тебе власть и все богатства твоих подданных будут твоими». «Дай власть», — взмолился умирающий с голоду. «Ты просишь только власти? — усмехнулся господь. — Все можно взять силой, кроме любви. А любовь дороже всех сокровищ». «Дай мне любовь», — запросил умирающий с голоду. «Я могу дать тебе любовь, — сказал господь. — Но разве только в одной любви счастье?» «Дай мне счастье!» — закричал умирающий. И умер с голоду.
Зашиба вздохнул:
— Вот так.
Яков взял Зашибу за плечо и заглянул в лицо.
— Правду говорят, что ты сын колдуна?
— Правду, — серьезно ответил Зашиба. — А про правду и кривду тоже есть такой сказ…
— Хватит, — остановил его Яков. — И вкусным отравиться можно. Если без меры потчуют.
— Не-е, — замотал головой Омеля. — От переедания еще никто не умирал.
А утром, когда собирались в путь, Омеля вдруг захохотал:
— Ему, недоумку, кроме хлеба, и не надо ничего. А он, вишь ты, счастья захотел.
Пока добирались до Устюга Великого, маленького городишки, из-за которого шли раздоры у новгородцев с суздальским князем, пала зима.
Переснарядились по-зимнему. И снова студеный ветер сушит щеки, а рубаха мокра от пота.
Падает медленный снег на черные огнища на местах ночевок, падает на широкий лыжный след, уходящий вверх по Вычегде. Кружится над истоптанным болотом, где волки рвут брошенную ушкуйниками голову сохатого и хватают залитый кровью снег; над землянкой охотника-пермяка, где причитают женщины, потому что чужие люди на лыжах унесли с собой весь запас рыбы и мяса.
