Остальные молча тянули к углям руки и думали о чем-то своем. Про то, во что они вляпались, никто предпочитал не говорить – все понимали, что ничего хорошего завтрашний день им не принесет. К тому же они прозябали здесь непонятно для какой цели уже несколько дней, пытались бежать несколько раз и каждый раз их легко ловили собаки и, оставив на руках несколько болезненных отверстий, приводили обратно.
Но Умник то этого не знал…
– Послушайте, мужики!! – вдруг обвел он людей глазами, в которых плескались все прежние чувства – какого черта мы здесь сидим и ждем, что нас на мясо для щенков пустят? Ноги надо делать. На нас же никто не смотрит, никто за нами не следит? Что ж мы здесь, как пионеры, блин, возле костра?
– Ну-ну, попробуй – мрачно предложил Кеклик – так его сразу прозвали за милую особенность. Всех мужчин – включая президента он за глаза называл кекликами. – мы здесь тоже не дураки сидим, тоже кой – чего пробовали. Вот, смотри.
Он закатал рукава и показал заживающие болячки.
– Видишь? Это …. Предупредительные укусы, так мне сказали.
– Кто сказал? – полюбопытствовал Умник, и Кеклик ответил.
– Да есть тут какой-то кеклик, приказания отдает. Никто его толком не видел, никто толком и не слышал.
– А как же приказания? – удивился Умник.
– А это очень просто. Сидишь ты и сидишь, и вдруг слышишь в голове голос – иди и делай то-то то-то. Не пойдешь, например, попрешь в отказ – приходят волкодавы и с ними уже не поспоришь.
– Откуда этот голос?
– Сие не ведомо никому – подал голос один из пойманных, испитой мужик с видом попа-расстриги – за грехи наши тяжкие божья кара на нас сошла в виде зверей апокалипсиса…. Пострадаем мы за грехи наших братьев и сестер, может, жизнь во всем мире легче станет…
– Ты что? – Взвился в темноте еще один, с чертами лица настолько невнятными, что и описать их невозможно – какой-то однообразно раздутый мешок – я ни за чьи грехи не хочу отвечать. Мне своих хватает… что то я буду еще за чьи-то грехи отвечать? Не буду я ни за чьи грехи…
– Ну, заладил – добродушно пробасил Расстрига. – а кто тебя будет спрашивать – хочешь ты или не хочешь? Возьмут за рога и заставят. Сколько ты лет прожил на белом свете?
– Ну, тридцать шесть – не очень уверенно ответил Опухший.
– И что за эти тридцать шесть лет ты сделал хорошего?
– А почему я должен делать что-то хорошее? Кто мне сделал что хорошее? Почему я должен делать что то хорошее?
Доводы Опухшего были несколько однообразны, но Расстригу это не смущало.
