Владимир Одоевский и его роман 'Русские ночи' | страница 26
Трагически-высоким выглядит обличение и в отрывке "Последнее самоубийство". Его смысл так разъясняется Фаустом: "Это сочинение есть не иное что, как развитие одной главы из Мальтуса, но развитие откровенное, не прикрытое хитростями диалектики, которые Мальтус употреблял как предохранительное орудие против человечества, им оскорбленного" (наст, изд., с. 53-54).
В действительности картина, нарисованная в отрывке, выходит за рамки критики воззрений Мальтуса. В ней дано сгущенное до невероятного, до фантастического изображение безнравственного мира, в котором исчезло всякое понятие о прекрасном: "Давно уже исчезло все, что прежде составляло счастие и гордость человека. Давно уже погас божественный огонь искусства..." (наст, изд., с. 54).
По существу те же мотивы мы находим и в рассказе, открывающем "Ночь пятую" и названном "Город без имени". Правда, если в предыдущем отрывке В. Одоевский ведет спор с Мальтусом, то здесь, в "Городе без имени", он полемизирует с Бентамом, с его теорией пользы. Но картины, изображенные в обоих отрывках, получаются в общем сходными. Для В. Одоевского важны не столько особенные, индивидуально-отличительные черты теорий Мальтуса и Бентама, сколько их одинаково ложные основания и одинаково опасные последствия, к которым ведет их реализация на практике.
Мир, построенный по законам Мальтуса или Бентама, оставляет в забытьи "инстинкт сердца", без которого нет жизни и нет человека. Следование законам Мальтуса приводит общество к неизбежному самоубийству. Следование законам Бентама делает жизнь "искусственной", составленной из одних "купеческих оборотов", - и значит, не жизнью. В обоих случаях основной причиной исчезновения жизни является отсутствие в ней "естественной поэтической стихии".
Мы уже отмечали: все это для В. Одоевского постоянные и ключевые мотивы. Ключевые для понимания судеб человеческих и судеб народных. В "Психологических заметках" В. Одоевский писал о русском народе: "Пусть много недостатков иноземцы находят в русском народе, но нельзя не согласиться, что есть нечто великое даже в его недостатках; например, мы любим бесполезное, тогда как другие корпят над расчетами пользы; мы метим кинуть тысячи для минуты, прожить жизнь в один день - это дурно в меркантильном отношении, но показывает нашу поэтическую организацию: мы еще юноши, а что было бы с юношею, если бы он с ранних пор предался страсти банкира!" (наст, изд., с. 224-225).