Мысль В. Одоевского - а значит, и сюжет его философского романа строится на постоянных антитезах (контрапунктах). Одна из главных, композиционно и сюжетно определяющих антитез: живое знание - и знание формальное, мертвое. Философия Шеллинга (в отличие от опытной философии Локка) относится В. Одоевским к живому знанию. К живому потому, что она ведет к истинному самопознанию: ведет к знанию через душу человека.
Живое знание, утверждает В. Одоевский, имеет дело "с внутренним числом предметов", в то время как механическое - с голыми цифрами. Нет ничего опаснее веры в цифры - веры в механическое и плоско рассудочное знание. Для В. Одоевского это не столько даже вера, сколько суеверие. Последствием такого с_у_е_в_е_р_и_я являются "расширяющиеся горизонты незнания".
В отрывке "Desiderata", входящем в состав "Ночи второй", молодые искатели истины, друзья Фауста, обвиняют современную медицину в том, что она гордится своим знанием мертвого человека ничего не знает о живом; обвиняют математику, которая "дозволяет нам считать, весить и мерить, но не пускает ни на шаг из своего искусственного, страдательного круга", не пускает в ту сферу действующую и человеческую, "которая не обнимается, но обнимает"; обвиняют физику, "это торжество XIX века", в том, что она занимается мертвыми телами и мертвыми массами и для них открывает законы тяготения, ничего не зная и не желая знать о "живом тяготении". Переходя к науке об обществе, искатели истины с горечью восклицают: "А законы общества? Много бессонных ночей провели люди в размышлении об этом предмете! Много было споров, разрушивших согласия между владыками людских мнений! Много, много крови пролито для защиты идей, которых существование ограничивалось двумя днями! Сперва нашлись те, кому принадлежит честь изобретения фантома, который они осмелились назвать "человеческим обществом", - и все принесено было в жертву фантому, а привидение осталось привидением! Нашлись другие. "Нет! - сказали они. - Счастие всех невозможно; возможно лишь счастие большого числа". И люди приняты за математические цифры; составлены уравнения, выкладки, все предвидено, все расчислено; забыто одно - забыта одна глубокая мысль, чудно уцелевшая только в выражении наших предков: счастие всех и каждого" (наст, изд., с. 19-21).
Во имя торжества цельного, живого и человеческого знания В. Одоевский страстно отрицает мнимые ценности рассудочной науки и ее абсолютные претензии. Но само отрицание его, как легко заметить, тоже имеет все черты абсолютного. Это свойство романтического сознания. Будучи по природе своей "реактивным", основанным на отталкивании, оно все доводит до крайности, до предельных масштабов и выводов.
