Агранов и Сосновский поспешили в Москву рапортовать об успехе. Так начинал чекист Сосновский. Его последующая чекистская карьера продолжалась свыше 15 лет. Он успел стать и Почетным чекистом, и замначальника Особотдела ГУГБ НКВД. Лишь после ухудшения отношений с Польшей в середине 30-х гг., когда началось массовое изгнание поляков с руководящих постов, Сосновского перевели на должность замначальника УНКВД по Саратовскому краю [236] . Ежов хорошо разбирался в людях и еще лучше – в их слабостях. Для получения необходимых показаний именно такой, как Сосновский, ему и был нужен. Тот готов был чем угодно пожертвовать, лишь бы не вернуться на Лубянку арестантом. Но Ежов решил: так надо.
Пока из Маковского выуживали показания на Сосновского, в Москве появился осмелившийся вернуться с «отдыха» Ягода. Его появление не обрадовало ни Ежова, ни Сталина. 7 ноября во время праздничной демонстрации Сталин, приветствуя членов правительства, демонстративно не подал ему руку [237] . Этим он продемонстрировал ягодовским выдвиженцам, что карта Ягоды бита. И это деморализовало их окончательно. Попытки Ягоды в ноябрьские дни выйти на связь со своими бывшими подчиненными (Булановым, Мироновым), чтобы прояснить обстановку, игнорировались ими [238] . Ягода понял, что свой 45-летний юбилей 19 ноября ему, говоря словами поэта, «торжествовать придется одному». Да не очень-то он и торжествовал, наверное. Всего год назад газеты захлебывались от славословий. «Правда» 27 ноября 1935 г. голосила: «Неутомимый воин революции, он развернулся и как первоклассный строитель» и прочее в том же духе. Теперь же о юбилее поверженного кумира никто не стал вспоминать.
Тем временем Сосновский был вызван из Саратова в Москву. В ноябре его видели в приемной наркома [239] (вероятнее всего, там же он был арестован). В 20-е гг. он являлся одним из самых успешных советских контрразведчиков. Теперь же ему пришлось, заведя руки за спину, ходить по останкам одной из своих жертв – англичанина Сиднея Рейли, заманенного в СССР в ходе операции «Трест», расстрелянного без суда и тайно захороненного в прогулочном дворике Внутренней тюрьмы. Вряд ли Сосновский, изменник и перебежчик, столько лет энергично работавший против своей родины Польши, испытывал какие-либо нравственные страдания от хождения по костям некогда обманутого им человека. Но у Ежова нашлись против него методы посерьезней.
Следствие по его делу Ежов решил поручить особоуполномоченному Фельдману, слывшему человеком крутым и суровым. Впервые во время допросов чекист поднял руку на бывшего чекиста. До этого работники госбезопасности своих не били. Уговаривали, грозили; могли обмануть. Даже – в крайних случаях – расстрелять. Но применявшиеся Фельдманом побои к «своему» вызвали шоковое состояние у работников НКВД, которые «наивно считали, что Фельдман перегнул палку по собственной инициативе» [240] .
