Поводом к войне послужил, казалось бы, исключительно теологический спор между католическим и православным духовенством о святых местах в Иерусалиме, то есть о том, в чьем ведении должен находиться «гроб Господень» и кому чинить купол Вифлеемского храма, построенного на месте, где, по свидетельству Библии, родился Иисус Христос. Проблема была даже не столько в противодействии «врагов христиан» – турок, сколько в том, что сами христиане никак не могли договориться между собой: католическую Францию представлял Наполеон III, племянник того самого, первого и единственного Наполеона Бонапарта, считавшегося согласно официальной концепции не только «узурпатором», но еще и «еретиком». Таким образом, Россия, рассорившись с потенциальными союзниками и желая сохранить лицо, выдвинула абстрактные требования о защите «всех христиан», находящихся в турецкой юрисдикции. Что и говорить, для мистической династии это архиважные вопросы. Делегация переговорщиков в Стамбуле, возглавляемая князем Александром Меншиковым, правнуком сподвижника Петра I, вела себя так, будто рассчитывала как минимум на покровительство самого Небесного воинства, – заносчиво и провокационно. Турции поставили ультиматум и тотчас оккупировали Молдавию и Валахию. Но с воинством земным у России дела складывались не столь гладко.
Еще можно было бы понять пафос императорских слуг, если бы Россия предварительно готовилась к войне, разрабатывала новые виды оружия, осваивала передовую тактику, создавала экономические предпосылки для «броска на Юг», как это обычно делали великие диктаторы. Тогда повод не имел бы большого значения. Но презрительное отношение к материальному миру породило у российской элиты ощущение, что войну удастся выиграть чудесным образом без пушек и ружей, без современного флота и укреплений, одними лишь парадами и молебнами
Военные историки А. П. Денисов и Ю. Г. Перечнев отмечают, хотя техническая мысль в России шла в ногу с европейской, разрабатывались новые образцы вооружения, а инженерное обеспечение было на высоте, неэффективная бюрократическая система не позволяла использовать это преимущество. Передовые идеи реализовывались с таким запозданием, что их внедрение порой теряло всякий смысл: «Лафеты береговых орудий в середине XIX столетия в большинстве своем были деревянными, с отдельными металлическими деталями, хотя в 1846 году береговая и крепостная артиллерия получила железный лафет Венгловского, более прочный и удобный, чем все современные ему лафеты в России и в Западной Европе. Замена деревянных лафетов металлическими проводилась крайне медленно, и в период Крымской войны большинство орудий береговой артиллерии имело деревянные лафеты устаревших образцов.
