через это прошли, о чем свидетельствуют их медкарты. За несколько минут в квартире выросла новая Стена с колючей проволокой и вышками. Мы больше не были ни старыми друзьями, ни иностранными туристами. Лев взбесился. Он не желал слушать, как Жан с пьяным смехом мешает российскую стоматологию с советской психиатрией. Буферная зона исчезла, но в эту ночь я тщетно, как комар-смертник билась о стекло, пытаясь отыскать таковую, а потом решила лечь спать, пока не прихлопнули ладонью.
Рано утром Лев исчез, а зубная боль Жана не оставила нам выбора.
Я сидела в зале ожидания стоматологической клиники и размышляла о причинах, побудивших Жана прилететь ко мне в Москву. Возможно, в его жизни наступил просвет, он ощутил прилив энергии и неожиданное безумное желание увидеть Елену былых времен? Не знаю, как Жан это сделал, но он отправил ко мне Льва. Чем руководствовался Лев, я понятия не имею. Неужели он действительно искренне тревожится обо мне и его так напугали мои планы, что он позвал на помощь Жана, который редко беспокоится о других людях? Я терпеливо жду, когда Жан выйдет из кабинета, и перебираю в уме все мои письменные и телефонные признания, сделанные Жану с момента приезда в Москву. Да, я часто жаловалась, но не могла вспомнить на что именно. Ну, на русскую кухню, конечно, как и все, и на русский язык, на русские перемены и русских мужчин. Но разве подобные общие места могут заставить лучших друзей, особенно если они домоседы и тяжело больны, прыгнуть в самолет?
Марин я, кстати, тоже плакалась. Она моя лучшая подруга. И тем не менее не сочла нужным прилететь и позвонить мне уже из «Шереметьево». С Марин я была гораздо откровенней. Призналась, что чувствую себя потерянной, что перестала понимать, зачем явилась в эту страну, и не знаю, что делать с этим романом, и с этим человеком, Ходорковским, и с собой, потому что больше не понимаю ни его, ни себя. Этой подруге я сделала нелестные признания о себе и о Льве, написала, что за мной, кажется, присматривают, даже шпионят, что я получаю абсурдные послания и приглашения, что мне предлагают войти в контакт с якобы полезными, якобы информированными людьми, появляющимися, как кролик из цилиндра фокусника. Я не скрыла от Марин, что все это меня не интересует, что я мечтаю лишь о том заурядном состоянии, которое принято называть миром в душе и которое как нельзя лучше подходит для обдумывания романа, для его долгого вызревания, медленного написания и переписывания. Я не скрыла от Марин, что вряд ли найду такие условия в огромной России, что чертовски в этом сомневаюсь. Если миллионы квадратных километров территории с постоянно убывающим населением не способны вдохновить меня на писательство, кто или что сможет это сделать?
