, сказал я. Я буду брать тебя до самых родов, насколько тебе позволит твой врач, а после ты будешь сосать мне сорок дней. Как древнегреческая девственница, попросившая новобрачного обождать с дефлорацией. Ну, а после? А после он ее проткнул. Проткну и я тебя. А дальше, сказала она. А дальше я буду трахать тебя всегда, где бы ты не была, чтобы не делала, сказал я убежденно, потому что у меня снова начиналась эрекция и я верил в то, что говорил. Ты можешь развестись и выйти замуж снова, уехать… Я буду твоим любовником всегда. Мы созданы друг для друга, сказал я, залезая на Лиду.
Тогда почему ты на мне не женишься, сказала она, морщась.
Почему ты морщишься, сказал я, прекрасно зная, но сладострастие и похоть… мне так хотелось услышать это, и я получил то, что хотел. Что ты кряхтишь так, как будто у тебя первый раз, сказал я, глядя ей в глаза.
У тебя такой большой, сказала она.
Это как в холодную воду войти, сказала она жалобно.
Сначала страшно и боязно, и обжигает… сказала она. А потом восторг, сказала она.
Я начал поддавать, слушая, как завывает в трубе ветер, – камин оказался плохой идеей, став просто одним из путей наступления холода в дом, – и как начинает завывать Лида. Из-за того, что она поправилась, мне приходилось пробиваться, чтобы засадить, как следует. Широкие ляжки, массивная спина. Я обхватывал, как только мог, и трудился, не только накачивая Лиду, но и раскачивая ее тяжелые ноги. Она чуть ли не поскрипывала и все кривлялась: поразительно, насколько она теснее миниатюрной Алисы, подумал я в который раз. Под конец я зачастил, и, – чувствуя облегчение, и начавшееся скольжение, – не нашел в себе сил остановиться. Кончил, выгибаясь. Глянул вниз.
Подумаешь, сказал я. Если залетишь, никто ничего не поймет, у нас с твоим мужем комплекция одинакова, сказал я. Она промолчала.
К тому же, Диего постоянно говорит, что хочет ребенка, сказал я, когда мы уже подъезжали к городу, и Лида сидела сзади, укутавшись в свою яркую молодежную куртку.
Диего много болтает, но верить ему нельзя, сказала она что-то впервые с тех пор, как мы выехали из поселка на берегу реки. Он лицемер, сказала она. По крайней мере, эта его болтовня никак не сочетается с тем, что он себя стерилизовал, сказала она и я надолго замолчал, пораженный.
Ты слишком сурова к мужу, Алиса тоже не скажет обо мне и слова доброго, сказал я, наконец, тоном папаши, утешающего сына, что проиграл на баскетбольном турнире на первенство школы.
