– Никогда никому ни в чем не завидуй. Ты можешь быть извращенцем, трахать двенадцать любовниц и иметь виды еще на троих; можешь трахать мальчиков, девочек, лошадей и скунсов; бить старушек, сыпать стекло в салаты в общественных столовых, быть психом, придурком, озлобленной тварью – и все равно у тебя будет все, – если, конечно, ты не будешь завидовать.
Слова эти Эдуард повторял себе ежедневно. Но чувство зависти его, к сожалению, не покидало. Майор постоянно завидовал. Всем. Директору СИБ, владельцам автомобилей (сам Эдуард так и не сумел сдать на права), соседу, купившему новую стенку, соседке, затеявшей ремонт, одноклассникам, многие из которых добились в жизни большего, чем он, майор госбезопасности Эдуард. Единственным светлым пятном на его памяти была двухгодичная поездка в Лондон, где Эдуард намеревался постичь тайны ремесла Джеймса Бонда. Увы, английские коллеги на странного человека в замызганном плаще, приехавшего из неизвестной им страны (англичане постоянно путали Молдавию с Мальтой) не обращали внимания. За два года Эдуард научился лишь одному: хорошо заваривать чай.
– Что ж, – спокойно говорил Танасе, когда майор вносил в кабинет чашки с ароматным, правильно заваренным чаем, – это тоже многого стоит. Вот вышибем мы тебя за плохую службу, устроишься в ресторан какой-нибудь. Или в чайную.
И хохотал. Эдуард кисло улыбался, ставил чашку на стол, и выходил, мягко прикрыв за собой дверь. После этого он обычно плевал на обивку двери, кривлялся, и высовывал язык. А чтобы этого Танасе не увидел, майор залепил жевательной резинкой зрачок камеры наблюдения, расположенной над дверью. После этого Танасе решил, что камера просто сломалась (взглянуть на нее ему и в голову не пришло).
Закончив процедуру стрижки волос в носу, Эдуард сполоснул лицо холодной водой в умывальнике, стоящем в углу кабинета, вытер руки, и приступил к ушам. В это время вернулся стажер с водкой и помидорами.
– Это еще что? – покосился майор на помидоры.
– Закуска, – ответил, икнув, чуточку протрезвевший стажер, – мировая закуска. Испанцы, когда привезли томаты в Европу, называли их яблоками любви. Или это об апельсинах?
– Ты давай, – закончил с левым ухом Эдуард, – ботанику мне тут не разводи, а лучше налей водки.
– А можно и я тоже выпью?
– Можно, – поощрительно кивнул Эдуард, – только себе нальешь меньше.
– Я ходил за выпивкой, а наливаю себе меньше. Разве это справедливо? – возмутился стажер.
– Конечно нет, – весело согласился Эдуард, пряча ножнички в ящик стола, – только если тебе справедливость нужна, иди стажироваться в Комитет по правам человека.
